Глен Кук - Десять поверженных

В нескольких сотнях ярдов позади, на уровне, возвышающемся над землей уже на двенадцать футов, стояла вторая двенадцатифутовая стена. За ней была еще одна ступень этой земляной пирамиды. Леди хотела поделить свои силы на три отдельные армии и заставить повстанцев сражаться в трех битвах подряд.

На верхнем уровне пирамиды площадка была шириной ярдов в шестьдесят.

Пирамида уже возвышалась на семьдесят футов, ее грани наклонены под углом сорок пять градусов. Все было сделано с невероятной аккуратностью. Плоскость была ровная, как поверхность стола, и засажена травой. Наши животные время от времени подравнивали ее, и она выглядела как хорошо ухоженная лужайка. Там и сям бежали каменные дорожки, и горе тому, кто осмелятся бродить здесь самовольно.

Пониже, на среднем уровне, лучники вели пристрелку на территорию между двумя ближайшими рвами. Они стреляли, а офицеры расставляли подставки, с которых лучники будут брать свои стрелы.

На верхней террасе Охрана суетилась вокруг баллист, рассчитывая траектории к вероятность поражения при стрельбе на более дальние расстояния.

Возле каждой установки стояла телега со снаряжением.

Как трава и манерные каменные дорожки, эти приготовления говорили о просто маниакальной тяге к порядку.

На нижнем уровне рабочие начали выламывать короткие участки поддерживающей стены. Зря.

Я заметил, что приближается ковер, и повернулся, чтобы посмотреть.

Ковер сел на крышу. С него оцепенело слезли четверо перепуганных, с обветрившимися лицами солдат. Их увел капрал.

Наши восточные армии двигались к нам, надеясь успеть до атаки повстанцев, но надежда на то, что это действительно удастся, была очень невелика. Поверженные летали день и ночь, доставляя сюда столько людей, сколько могли.

Снизу раздался крик. Я обернулся посмотреть… Солдат вскинул руки.

Хлоп! Удар отбросил меня на дюжину футов. Приставленный ко мне Охранник завопил. Крыша Башни двинулась на меня. Люди закричали и бросились ко мне.

Я катался по крыше, пытаясь подняться, скользя в луже крови. Кровь! Моя кровь! Она хлестала из левого предплечья. Я тупо и ошеломленно уставился на рану. Какого черта?

– Ляг, – приказал мне капитан из Охраны. – Давай же.

Он хорошенько саданул меня по щеке.

– Быстро, говори мне, что делать.

– Жгут, – прохрипел я. – Зажми чем-нибудь. Останови кровь.

Он рванул свой ремень. Хорошо, быстро соображает. Это, пожалуй, самый хороший жгут. Я попытался привстать, чтобы помочь ему советом.

– Положите его и держите, – сказал он тем людям, что стояли рядом. - Кормилец, в чем дело?

– С верхнего яруса упала одна из установок. Она разрядилась, когда падала. Они там бегают вокруг как цыплята.

– Это не случайность, – просипел я, – кто-то хотел меня убить.

В глазах темнело, и я не мог думать ни о чем, кроме известкового клока тумана, скользящего против ветра.

– Почему? – прошептал я.

– Если ты мне об этом скажешь, мы оба будем знать. Вы, тащите носилки. – Он подтянул ремень посильнее. – Все будет нормально, дружище. Мы тебя сейчас доставим к целителю.

– Артерия порвана, – сказал я. – Это опасно.

В ушах бил молот, мир медленно начал вращаться, холодея. Шок. Сколько же я потерял крови? Тот капитан быстро шевелился. Куча времени. Если только этот целитель не простой мясник… Капитан схватил капрала.

– Иди и выясни, что там внизу произошло. Только не выслушивай всякую чушь.

Принесли носилки. Они подняли меня, уложили, и я выключился. Очнулся я в небольшой операционной, где хозяйничал человек, который был и хирургом, и колдуном.

– У меня бы так не получилось, – сказал я, когда он закончил.

– Больно?

– Не-а.

– Скоро заболит чертовски сильно.

– Знаю. – Сколько раз мне уже приходилось произносить те же слова?

Пришел капитан Охраны.

– Все в порядке?

– Конечно, – ответил хирург и повернулся ко мне. – Никакой работы, никакой физической нагрузки, никаких женщин. Ты знаешь, что надо.

– Да. Перевязь?

Он кивнул.

– Мы подвяжем тебе руку вдоль туловища на пару дней.

– Выяснили, в чем дело? – спросил я капитана.

– Не совсем. Расчет баллисты не может ничего объяснить. Она просто каким-то образом от них улетела. Может быть, тебе повезло. – Он вспомнил, как я сказал, что кто-то пытался меня убить. Я потеребил амулет Гоблина.

– Может быть.

– Мне очень неприятно, – сказал он, – но надо доставить тебя для разговора.

Страх.

– О чем?

– Тебе лучше знать.

– Но я не знаю, – у меня были слабые подозрения, но я гнал их от себя.

Казалось, что Башен – две. Одна вложена в другую. Внешняя была главным зданием, центром Империи, которая управлялась чиновниками Леди. А внутренняя, такая же пугающая для них, как для нас вообще вся Башня, занимала треть всего ее объема и имела только один вход. И только очень немногие когда-либо через него проходили.

Когда мы добрались до входа, он был уже открыт. И никакой охраны.

Думаю, она и не нужна. Если бы не слабость от потери крови, мне было бы намного страшнее.

– Я жду здесь, – сказал капитан. Он посадил меня в тележку на колесах и вкатил ее через дверь. Я оказался внутри. Глаза закрыты, сердце тяжело бухает.

Дверь с грохотом захлопнулась. Тележка катилась долго, несколько раз повернула. Не знаю, что ее толкало. Мне не хотелось смотреть. Затем она остановилась. Я подождал. Ничего не происходит. Любопытство победило. Я приоткрыл глаза.

Она стояла на Башне, вглядываясь вдаль. Ее нежные руки сомкнулись на груди. Через распахнутое окно мягко скользил ветерок. Он колыхал полуночный шелк ее волос. Бриллианты слезинок сверкали на плавных очертаниях ее щек.

Вернулись мои собственные слова, написанные год назад. Это была именно та сцена, до мельчайших деталей. До таких подробностей, которые я воображал, но никогда не записывал. Как будто эту фантазию целиком вынули из моей головы и вдохнули в нее жизнь.

В первую секунду я, конечно, не поверил своим глазам. Я находился внутри Башни. А в этом угрюмом месте окон нет.

Она повернулась, и я увидел то, что каждый мужчина видит во сне.

Совершенство. Ей не надо было говорить со мной, я и так знал ее голос, ее интонации, дыхание в паузах. Ей не надо было двигаться. Я и так знал ее жесты, ее походку, странную манеру подносить руку к шее, когда она смеется.

Я знал ее с юности.

И тут я понял, что имелось в виду в старых рассказах: присутствие Леди ошеломляет и потрясает. Сам Властитель, наверняка, подпадал под влияние ее горячего дыхания.