Ханнес Бок - Черное колесо

Хендерсон поёжился под взглядами моряков.

– Ну, клянусь Господом, – сказал он, – в свою вахту я научу вас работать! – И ушёл, а его имя прибавилось к чёрному списку экипажа. Скоро и нам предстояло с ним познакомиться.

Пен в качестве посредника Бенсона то и дело заходила к Мактигу осведомиться о нашем продвижении. На мгновение она задержалась возле меня, прошептала, что скоро всё будет в порядке, и потрепала меня по руке.

Ветра по-прежнему не было, солнце ослепительно сияло с безоблачного неба. По обе стороны корабля, словно льды в Арктике, лежали рифы. Ярко окрашенные, как распущенный павлиний хвост. В более глубоких местах белизна песка сменялась различными оттенками синевы: от небесной лазури до кобальтовой сини и перламутра. В местах скоплений кораллов вода переливалась оттенками тёмно-бордового и красного, светло-коричневого и янтарного, цвета бронзы и топаза.

Мелкие воды – морская пустыня! Яркие подводные пятна тянулись бесконечно. Повсюду виднелись крошечные островки; одни – одинокие, серебристые, другие – серые кораллы, побелевшие от пластов гуано и напоминавшие миниатюрные горные пики с белоснежными вершинами. Кое-где виднелась зелень, росли пальмы.

Леди Фитц, Флора и Чедвик расположились на передней палубе. Бурилов их фотографировал, а Флора старалась как можно больше обнажить стройные ноги, к вящему раздражению её милости. Когда я поднялся к ним, они мгновенно умолкли, как будто я прервал исключительно личный разговор, и я пошёл на корму к Мактигу, который казался радушнее.

– Пираты обнаружили остров Рыжего случайно, когда королевские суда загнали их в эти воды. Их корабль был небольшой, и они могли пройти через проливы, закрытые для их преследователей.

Посмеиваясь, он описал остров Рафферти, закончив так:

– Скоро сможете сравнить моё описание с оригиналом. Тогда узнаете, кто прав: капитан или вы.

Я ответил:

– Я рад, что стоит хорошая погода. Надеюсь, мы отсюда быстро уйдём. Даже лёгкий ветерок может бросить нас на эти рифы.

Он пообещал:

– Мы здесь долго не задержимся. Захватим сокровище и поплывём домой. И все будут довольны.

Если что-то и могло убедить меня в истинности версии со старым капитаном, то это безграничная удача, сопровождавшая Мактига в навигации. То, как ему удалось провести корабль через множество коралловых ножей, граничило с чудом.

На закате мы снова стали на якорь, но Джонсон не удовлетворился этим и заставил своих людей установить кнехты на ближайшем коралловом рифе.

Вечером со мной поговорила Пен. Она рассказала, что леди Фитц и Сватлов стали меньше времени отводить своей трапезе – что, учитывая их аппетит, поразительно, – и больше следить за каждым движением Бенсона.

– Как два ребёнка, наблюдающие за третьим, недавно поселившимся в их квартале, – сказала она. – Что-то близится, Росс, я чувствую это. Слава Богу, Майк говорит, что скоро мы достигнем острова.

Когда на следующее утро я встретился с леди Фитц, она холодно попросила меня посторониться и дать ей пройти. Я подошёл к Сватлову, надеясь поболтать с ним, но тот вскочил с кресла, торопливо извинился и сказал, что ему нужно вниз. Тогда я выследил Флору. Она сперва не решалась ответить, когда я спросил её об остальных, потом сказала, что просто у всех не очень хорошее настроение. В плавании бывает так, что не хочется видеть даже ближайших друзей.

Она посмотрела на меня, как бы раздумывая, стоит ли говорить ещё, и решила, что не стоит. Мы немного поболтали о пустяках, после чего она с достоинством удалилась. Я видел, как она несколько раз с беспокойством касалась своих глаз и волос – словно сомневаясь, не изменились ли те за ночь.

На следующий день сразу после полудня мы увидели остров Рафферти. Мактиг показал мне его – неприглядную голую скалу на горизонте, окружённую мелкими островками, которые казались менее грозными из-за покрывающей их зелени.

Рядом была Пен, и именно она обратила моё внимание на остальных, бывших на палубе: Бурилов что-то говорил леди Фитц, разглядывая остров, как старого знакомого. Чуть поодаль Сватлов прилип к поручню, словно притянутый магнитом. Флора прогуливалась по палубе под руку с Чедвиком, украдкой поглядывая, не проявит ли Мактиг признаков ревности. Сомневаюсь, что он вообще видел её.

Пен сказала:

– Они узнали остров, Росс. Ирсули – не сон.

Я не стал спорить. К закату мы более-менее приблизились к скале. Бенсон застал нас вдвоём и вежливо кивнул мне. Теперь, когда его цель была близка, он мог меня терпеть.

Подошёл Мактиг.

– Ну, что ж, капитан, вот она, моя гавань. Корабль Рыжего входил вон через тот пролив, но «Сьюзан Энн» не сможет. Остаток пути придётся проделать в шлюпке.

– Немедленно, – оживлённо кивнул Бенсон.

– Нет, только не это, – возразил Мактиг. – Через несколько минут стемнеет. И что-то подсказывает мне, что нужно ждать утра. – И он принюхался, будто ощутил в воздухе опасность.

Пен подхватила:

– Да, отец, подожди. Не делай ничего, что могло бы усилить недовольство. Мы слишком близки к финишу, чтобы позволить себе ошибиться.

Бенсон задрожал, словно сдерживая приступ гнева, но овладел собой. Обнял Пен. Она еле заметно отстранилась.

– Хорошо, – сказал он, но прозвучало это довольно мрачно.

В сумерках на остров вышли поглядеть не только те, кому снились сны об Ирсули, но и большинство членов экипажа. Рука Пен крепче сжала мою.

– Они знают, – прошептала она, – или просто заметили, как смотрят другие, и им стало любопытно.

Остров находился в миле от нас. Он возвышался над соседними островками, словно король в окружении вассалов. Сумерки и расстояние окутали его синевой и бросили тень на другие рифы. Как будто самодержавный аметист восседал на троне среди гиацинтов, яшмы, розового кварца и рубинов.

Ночь укрыла остров тьмой, и густеющая тень упала на нас, словно отброшенная огромными крыльями.

23. ФЛОРА

В полночь мы собрались в столовой по приглашению Бенсона – чтобы отметить, как он сказал, наше прибытие. Бенсон пребывал в исключительно хорошем настроении. Впервые я видел лицо старого капитана таким торжественным. Если бы не визгливый голос и архаичные выражения, я бы подумал, что передо мной Большой Джим собственной персоной.

Мактиг радостно улыбался ему, но Пен выглядела встревоженной. Возможно, опасалась, что это отразится на его самочувствии, изменит его, и он перейдёт от хорошего настроения к приступу ярости.

Я тоже беспокоился. Лицемерие стало второй натурой для Флоры, Бурилова и Чедвика. У леди Фитц и преподобного оно было выражено гораздо слабее. Несмотря на внешнюю весёлость, им было не по себе, и я чувствовал, чего опасается Пен: назревает какой-то заговор, в воздухе сгущалось напряжение, готовое вот-вот прорваться.