Тим Пауэрс - Черным по черному

— Я бывал в городах, что подолгу оставались в осаде, там съедали даже всех крыс, — вежливо заметил Даффи, — а мы ели муравьев и тараканов. Некоторые — кое-что и похуже.

Анна удачно изобразила лучезарную улыбку.

— Вот как? Тогда, должна заметить, у нас неплохие шансы составить новое меню.

Он указал пальцем на кладовку.

— Пиф все еще там?

— Э… да, — чуть замявшись, ответила она.

Осторожно, чтобы не напугать подругу, Даффи открыл дверь, и глазам его предстали Ипифания и Лотарио Мазертан, сидящие парой на одном из оставшихся стофунтовых мешков с мукой. Они разговаривали вполголоса, и Мазертан гладил ее по голове. Ирландец закрыл дверь так же беззвучно, как перед тем открыл.

Он постоял рядом с Анной, наблюдая, как та нарезает кубиками лук.

— Давно это началось?

Она собрала вместе белые кусочки и ладонью смахнула их в котелок.

— Уже несколько дней. Похоже, что за последние две недели все стали вести себя иначе.

— И не говори. Я все же побеседую о ней с Аврелианом.

— Вот оно, подлинное великодушие!

— Сдаюсь, Анна, сдаюсь, — кивнул он. — Можно сказать, уязвлен до глубины души. Так где я смогу его найти?

— Черт побери, прости меня. Вернее всего, он в старой часовне. Просиживает там часами, ставя диковинные опыты с гирьками, маятниками и волчками вроде тех, какими играют еврейские дети. А только выглянет солнце, выставляет из окна маленькое зеркальце. Как будто он подает кому-то сигналы, но там, знаешь, двор с высокими глухими стенами, так что разглядеть вспышки света могут разве только птицы в небе.

— У волшебников часто такое бывает, — заверил ее Даффи. — Ладно, еще увидимся.

В длинном коридоре к восточной стороне трактира было и днем темно, как в глухую полночь, так что несколько минут Даффи ощупью пробирался по коридорам, длина, ширина и настил которых менялись на всем протяжении пути до высоких двустворчатых дверей часовни. Последнюю сотню ярдов он слышал голоса и теперь увидел, что одна из железных створок распахнута. Хотя слов разобрать было нельзя, нечто в тоне голосов заставило его последние несколько ярдов преодолеть беззвучно, не снимая руки с рукоятки кинжала. Все те же груды коробок и связки метел перегораживали проход, и он осторожно протиснулся сбоку так, чтобы обозревать внутренность часовни в щель между двумя перевернутыми железными бадьями для метел, поставленными поверх пирамиды из свернутых старинных ковров. Проникавший через грязные стеклянные окна свет был тусклым и серым, но после темного коридора глаза Даффи приспособились к минимальному освещению. Представшая перед ним на алтаре сцена напомнила фронтиспис трактата о какой-нибудь Лиге Заморских Племен. Из шести, нет, семи человек, противостоящих Аврелиану, двое были черными (один в перьях, другой в длинной мантии с бурнусом), один краснокожий дикарь в одеянии из звериных шкур, помнится, виденный Даффи в трактире месяцев пять назад, еще один, по-видимому, с тех же дальних островов, что и Антоку Тенно, и трое европейцев, один из которых был карликом.

— Вы уже просили об этом прежде, — с подчеркнутым терпением произносил Аврелиан, — и я уже дал вам ответ.

— Сэр, вы не поняли, — подал голос карлик. — Мы уже больше не просим.

Даффи медленно извлек кинжал.

— Собираетесь взять силой? — Аврелиан одарил их широкой улыбкой. — Ха! Точно детишки с палочками, что пришли отбить у льва любимую овечку.

Вперед выступил чернокожий в бурнусе.

— Два обстоятельства, Амвросий, являются неоспоримыми. Во-первых, твое могущество значительно ограничено из-за близости равного тебе врага Ибрагима, тогда как наши силы, изначально меньшие, остались неизменными. И я не думаю, что ты сможешь одолеть нас всех, если мы действуем сообща.

— Это оба неоспоримых обстоятельства или только одно? — вежливо поинтересовался Аврелиан.

— Пока одно. Другое состоит в следующем: Ибрагим возьмет этот город, и задолго до наступления тридцать первого. Стены уже шатаются, и пятьдесят тысяч остервенелых янычар на равнине ждут своего часа, чтобы кинуться в открывшийся пролом. Ничто на свете не позволит этой пивоварне продержаться две недели до кануна Дня Всех Святых. Ибрагим будет здесь вдвое раньше, он отравит чан МакКула или, скорее, взорвет его бомбой, так что останутся одни щепки. Ясно тебе? То, на что ты надеешься употребить черное, просто невыполнимо.

— То есть я как собака на сене.

— Вот именно. Твоя попытка сохранить черное в неприкосновенности приведет лишь к тому, что Ибрагим уничтожит все до последней капли, дабы никому уже не было от него никакой пользы. С другой стороны, если ты уступишь нам немного — по баснословной цене, можешь быть спокоен, — оно послужит цели, даже двум: будут спасены наши жизни, а мы в знак благодарности поможем тебе и твоему королю ускользнуть из обреченного города. Ибо черное, если раскупорить его теперь, еще не будет иметь силы восстанавливать царства, но вполне сумеет возродить к жизни нескольких стариков.

— Отчего ты думаешь, что кто-либо сумеет ускользнуть? — спросил Аврелиан. — Город, как тебе известно, полностью окружен.

Тут вновь заговорил карлик:

— Амвросий, ты имеешь дело не с одними чужеземцами. Нам обоим известно с полдюжины подземных выходов из Вены, один из которых, — добавил он, указав на алтарь, — берет начало прямо отсюда.

Аврелиан ступил на возвышение возле мраморного алтаря, отчего семеро сделались похожими на молящихся.

— Битва, что разыгралась здесь, — произнес он, — не касается никого из вас, ибо все вы давно пренебрегли всякой былой приверженностью как Западу, так и Востоку. Мой совет вам — бежать любым из путей, известных вашим соратникам, и утолить свою жажду водой или вином — ибо ни капли черного вы не получите.

— Что ж, — сказал чернокожий в бурнусе, — ты вынуждаешь нас…

— Хватит слов, старина, — прервал Аврелиан. — Покажи свою силу. Ступай сюда. — Он шагнул назад и широко простер руки, и Даффи из его укрытия показалось, что руки старого волшебника струятся, точно мираж. Семеро Черных Птиц заколебались. Насмешливое презрение зазвучало в голосе волшебника: — Ступайте сюда, детишки, играющие в волшебство. Попробуйте свои жалкие заклинания и чары против западной магии, выросшей из корней темных лесов Британии за десять тысяч лет до рождения Христа, магии из сердцевины бурь, приливов и солнечного круговорота. Ступайте же сюда! Найдется ли мне соперник? — Он откинул свой черный капюшон. — Вам известно, кто я.

У Даффи прямо мороз пробежал по коже — ему показалось, что серый свет преобразил обращенное ко всем ним лицо в плиту древнего выветрившегося гранита.