Марина Дяченко - Авантюрист

Алана подняла голову. Возможно, и ей парящее в облаках чудище напоминало о теплом, домашнем, неомраченном; губы моей жены дрогнули, готовясь сложиться в улыбку, – в этот момент бечева лопнула, змей оборвался и, отнесенный ветром, шлепнулся в низину.

– Другой будет, – сказала Танталь.

Лошади еле тащились; я бегом обогнал караван и, вздымая белые тучи снега, сбежал по откосу вниз.

Здесь лежала река, неподвижная, белая, с темным пятном полыньи у противоположного берега. Ветер лениво волочил моего змея по ноздреватому снегу, по волнистому льду. Захлестывала поземка.

Я приостановился. В отдалении скрипели полозья – караван уходил все дальше и дальше; я соскочил на лед, намереваясь ухватить змея за украшенный бантиками хвост.

Не вовремя.

Возможно, здесь брали воду. Или глубокую трещину замело снегом; как бы то ни было, но мерзлая река разинула темный рот, и я провалился по самую макушку.

Перехватило дыхание; не было возможности не то что крикнуть – схватить воздух ртом. Я барахтался в сизой ледяной каше, и ногти мои и края полыньи ломались с одинаковой легкостью.

– Рета-ано!..

Танталь бежала по склону, слизывая снег темным подолом плаща. Приостановилась; замахала руками, призывая кого-то на помощь, метнулась, не зная, куда бежать – то ли к Бариану за подмогой, то ли ко мне…

Я хотел сказать «не подходи», но горло не слушалось. Танталь почти ползком подобралась к крошащемуся краю полыньи; глаза ее, и без того безумные, вдруг прямо-таки вылезли на лоб.

– Ретано… ты… булавку сними!!

– Что? – выдохнул я.

– БУЛАВКУ СНИМИ! ОН до тебя не может… ОН тебя спасет! Снимай же!

Сапоги, полные ледяной воды. Вобравшая воду одежда; упрямое течение небольшой реки, все увереннее и увереннее увлекающее меня под лед…

Секунды. Мгновения. А ведь обещали еще весну…

Я знал, что пальцы не послушаются. Я знал, что расстегнуть серебряный замочек на рукаве, пытаясь при этом удержаться на поверхности, – заранее обреченное предприятие; протянутая рука Танталь была страшно далеко. Чтобы дотянуться до меня, требовались руки в два раза длиннее.

Длинные… руки…

Булавка щелкнула, размыкаясь, отвечая не столько на мое усилие, сколько на горячее желание – снять; свежемороженое тело уже ничего не чувствовало, но зрение оставалось на диво острым, я видел, как булавка вырывается из ткани, соскальзывает в воду, серебряным мальком уходит на дно…

Длинные руки, невообразимо длинные руки ухватили меня не за запястья, как я ждал, а за щиколотки. И рванули не вверх, к небу, – вниз. В глубину. Под лед.

ГЛАВА 12

Руки и ноги в белых ледяных лубках. Река, забинтованная полосами льда. Скованные неподвижные озера – не то лазарет, не то узилище…

Мутный свет с трудом пробивался сквозь толстый слой изморози. Казалось, в окно вставили непрозрачный ломоть льда; я опустил веки, и перед глазами тут же встала изнанка застывшей реки. Неровная поверхность ледяной корки, какие-то зеленые лохмотья, светлый проем удаляющейся полыньи…

Удушье и судороги.

Я рывком сел; вероятно, агонизирующее сознание подсунуло мне предсмертную картину. Не особенно броскую, не больно экзотичную: старая избушка с тяжелым нависающим потолком, заиндевевшее окно, голый пол, деревянный столб, поддерживающий балку…

Я дернулся. Цапнул себя за рукав в поисках серебряной булавки – тщетно. Темное дно, светлая рыбка, стремительно уходящая вниз…

Я тряхнул головой; из правого уха выползла теплая капелька влаги. Точь-в-точь как у ныряльщика, который выбрался на берег и вытряхивает воду из ушей.

Теперь шум в голове сделался не в пример тише. Я провел ладонью по сухому рукаву. Придерживаясь за край лавки, поднялся; снаружи доносился ровный, ритмичный, вселяющий спокойствие звук.

Кто-то стучал топором.

Путь к низкой, вросшей в порог двери занял несколько трудных минут; пошатываясь и борясь с головокружением, я ухватился наконец за железное кольцо, заменяющее ручку, и что есть силы рванул дверь на себя.

Шум в ушах усилился, перед глазами мелькнул призрак полыньи, медленно уплывающей в сторону, закатывающейся, как солнце. Дверь поддалась; в доме было холодно, но в сенях еще холоднее. Хватая ртом морозный воздух, я инстинктивно притворил дверь, не желая выпускать из избушки остатки тепла.

Еще одна тяжелая дверь…

Звук топора на какое-то время смолк и снова продолжил работу. Тюк… тюк-тюк… тюк…

Скрипуче ступая по снегу, придерживаясь рукой за потемневшую от времени стену, я обогнул дом.

Хозяин вовсе не колол дрова, как мне подумалось вначале; небольшой светлый топорик взлетал и падал, снимая стружку с высокого, в рост человека, пня. Обладатель топора был доволен работой – усмехался, приглядываясь, удовлетворенно щурился; на голую макушку ложился снег, таял, мутными капельками стекал по затылку, за уши, на лоб. Когда-то светлая, а теперь заношенная рубаха прилипла к жилистой спине. Уже знакомая мне чудовищная шуба дохлым медведем лежала тут же, на снегу.

Черно Да Скоро обернулся, и в мутном свете зимнего дня я увидел, что он постарел. Осунулся, как после долгой болезни, раскосые глаза запали глубже под брови, от носа к углам губ легли черные стрелки; взгляд, впрочем, оставался тем же. Ничего не выражающим, малость сумасшедшим. Я еле удержался, чтобы не отпрянуть назад.

– Жаль, Ретано, – сказал господин маг с подобием улыбки. – Я все ждал, что ты научишься играть на сцене… Но больше нет времени играться. Извини.

Вот как. Бритый кот, имеющий в своем распоряжении целый выводок подопытных мышей…

Вероятно, выражение моего лица изменилось; Черно опустил топор и впился в меня глазами. Я оскалился.

– Все в порядке, – сообщил Черно, и хрипловатый голос его приобрел увещевательные нотки. – Все будет хорошо, Ретано, ни о чем не беспокойся… Тебе польстит, если я скажу, что Танталь, оплакивая тебя, по-настоящему страдает?

Секунду я молчал, потом выдавил через силу:

– Скотина…

– В мире не так много людей, чья смерть в такой степени огорчила бы Танталь, – сказал Чонотакс жестко. – Гордись. Ты успел завоевать ее доверие.

– Чего тебе надо? – спросил я тоскливо.

Он подкинул топор. Ловко поймал его за топорище. Подкинул снова и снова поймал. Повадки заправского плотника. Или разбойника.

– Я почти уверен, что Танталь по доброй воле поведет меня… к этому своему бывшему мужу, стражу Преддверья, хранителю Амулета. Почти уверен… Но в случае, если я ошибаюсь, – пригрожу публично свернуть тебе шею. Еще месяц назад она спокойно бы позволила мне это сделать…

– Скотина, – повторил я, на этот раз устало.

– …а теперь не позволит, – продолжал Черно, помахивая топором. – Что до ругательств, то ты должен оценить мое благородство, я ведь не собираюсь шантажировать ее жизнью Аланы… Погоди. Да погоди, Ретано, я пошутил, я все время пытаюсь вдолбить тебе, что желаю вам всем… только добра. Но и себе добра желаю тоже, мне он нужен, этот Амулетишко, ну прямо-таки позарез…