Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

— Ломай здесь, за межами, княжич Лучинов.

Ни говоря ни слова, радимич кивнул, как молодший или даже холоп, принял у Броги свою стрелу и, сломав ее пополам, бросил через левое плечо.

— Ты чужой. Когда вернется мой отец, князь-воевода Хорог, наступит большое розмирье, — сказал Стимар радимичу, оставив сумку и вместе с ней замысел выпустить из чужака душу так же скоро, как тот выпустил ее из самого старого Турова северца.

Лучинов улыбнулся так, что один его глаз, левый, блеснул колкой льдинкой, а другой, правый, полыхнул горячим угольком.

— Будет розмирье или нет, того никто не ведает. Твой отец, князь-воевода, мыслил одно, а твой жрец Даждьбожий мыслил иное. То мы ведаем ныне не хуже твоего, княжич, а может и лучше твоего. Тебя долго не было на своей земле, а молва ходила с нашими ветрами. Род не принял тебя. Признал волкодлаком. Кто из твоих видел волкодлака, кто не горланил попусту, по своему или кого иного умыслу, тот пусть теперь даст клятву, как ныне даю здесь я. Вот Брога от Слободы пусть скажет, видел ли он волкодлака.

— Подтверждаю вновь, княжич, как твой тайный побратим, — сказал тот, радуя Лучинова. — Я, Брога от Собачьей Слободы, не видел волкодлака и могу дать в том клятву на крови.

— Что теперь скажешь, княжич Туров? — вопросил радимич, прищуриваясь, а серебряный уж у него на шее вновь закусил кончик своего хвоста и замер мертвым кольцом.

Стимар поднял с Велесовой земли верного бегуна, испуганно притулившегося к его ноге и, отвернувшись от радимичей, бросил его в яму. Все видели, как вспыхнул бегун падающей звездой и сгорел-растаял, не долетев пяди до крыши подземного дома.

— Видишь, Лучинов, моя дорога по клятве роду кончилась здесь, где стою, — сказал княжич. — Отсюда путь — по моей воле.

Радимич искоса глянул на Брогу, и двое его воинов сразу подвинулись на полшага к слобожанину.

— Я уберег твою жизнь, княжич Туров, — сказал он. — Здесь, за межами.

— Я тебя не просил о том, княжич Лучинов, — ответил Стимар, предчувствуя, что ему опять хотят запереть дорогу. — Благодарить не стану, а виру за Богита платить придется тебе самому и твоему роду.

— Мой отец, князь Лучин, даст ту виру, какую положит на наш род твой отец, князь Хорог, — твердо обещал радимич. — И даст вдвойне сверх того. Мое слово верно. Мой отец моими устами ныне просит тебя, княжич Туров, прийти на нашу землю, в наш град. Мы примем тебя без заговоров и оберегов. Мы ведаем твою силу, княжич Туров.

— Отныне мой путь — на полдень, — встал на своем Стимар. — А твой град стоит на полуночной стороне наших межей. Мне будет не по пути.

Лицо радимича снова стало бледнеть. Рука его потянулась по поясу к мечу, но он сдержал свою силу, и пальцы добела стиснули пряжку.

— Я уберег твою жизнь, — хрипло повторил он.

— Чего ты хочешь от меня, радимич? — сдерживая и свой гнев рукой на бронзовой пряжке пояса, вопросил Стимар. — Не прячь иглу в мешке — тебя же и уколет она.

— Ты таишь свою силу, а не я, — отвечал радимич. — Ты говоришь о своей воле. Все племена ведают издавна, что тебе суждено обрести счастье. Все ведают, что тебе суждено править многими родами и самим царством ромеев. Так говорил твой отец, князь-воевода Хорог.

«Вымыслил то мой отец в свое оправдание!»- признался было княжич, но осекся перед чужим, и сильные, но не изреченные им слова отступили от него в левую сторону коротким вихрем, поднявшим с земли палую листву и уснувших лесных ос.

— Тебе, третьему княжичу Турову, суждено обрести великое богатство, — продолжал радимич. — Того и страшился жрец Даждьбожий Туров. Он никогда не преступал межи рода. Он страшился, что ты опередишь силой своего старшего брата, Коломира. Он страшился, что твою силу признают иные боги. Вот почему он изгонял тебя за межи и признал волкодлаком.

— Сам измыслил ты или сказал тебе кто, княжич Лучинов? — изумился таким мудрым словам Стимар, не находя среди своих слов таких, какими можно было бы покрыть навсегда чужие, как покрывают ладонью рот, когда зевают, чтобы ненароком не вылетела вон душа

— Говорил мой отец, князь Лучинов, — гордо сказал радимич. — А я передаю тебе, как было сказано отцом. Мы же не страшимся твоей силы и иных богов. Мы примем тебя на свою землю. Мы ведаем, что твои потомки, княжич Туров, запашут старые межи и протянут новые. На самом окоеме земель. Мы ведаем тайную силу твоей крови. И твоего семени. И примем твою силу.

Наконец постиг княжич, чего хотят от него радимичи, зачем следили за ним и оберегли в Велесовой Роще его жизнь. Постиг и то, на какое счастье они позарились.

«Ты, отец, заварил густую кашу, теперь она полезла через край горшка! Всем не только языки, но и ноги пообварит!» — горько подумал Стимар, опять не зная, как держать себя — то ли вправду страшиться ему великого розмирья, то ли потешиться ему сначала над великим замыслом радимичей.

Он плюнул на ладонь, быстро растер, будто из плевка захотел по-древнему вызвать огонь, и, когда поднялся с ладони едва заметный лоскуток пара, сдул его через край Велесовой ямы. Красные листья осин посыпались сверху вниз по дуновению Велесова ветра и повисли радугой-тропой над той ямою.

— Нет мне пути на полночь, как только через яму, — сказал он радимичам, стараясь не рассмеяться. — Пойду вниз — наверху не дождетесь. Княжич Лучинов, перекинь через яму мост своим крепким словом — тогда пойду.

— Не ведаю такого слова, — смутился чужак.

— Сходи в свою землю, позови на это место отца, — предложил Стимар. — Может, он знает. Мы подождем, хоть и слова не дадим. Между межами слова не дают.

У него за спиной не выдержал догадливый Брога и то ли засмеялся, то ли весело залаял по-собачьи.

Княжич Лучинов наконец смекнул, какова корысть северца и крикнул по-соколиному. Не успел Стимар отскочить от ловцов, как радимичи, перепрыгнув через мертвого Богита и замочив ноги в его тени, крепко ухватили Стимара за обе руки и своей силой приковали к месту, а их, радимичский, княжич наступил ногой на горловину дорожной сумы северца.

Хватило ловцов и на слобожанина. Дотянуться до рукоятки ножа он успел, а показать жало ему не дали — свалили на землю, вывернули руки, придавили коленями хребет.

— Твоему отцу на виру овец не хватит, — прохрипел снизу Брога, раздувая в стороны сухие травинки, защекотавшие ему ноздри. — Слобода за меня много запросит… Двух розмирьев от двух родов твоему отцу не потянуть — и пояс у него треснет, и пуп развяжется.

— Не будет розмирья, — твердо сказал радимический княжич и повелел приподнять Брогу.