Роберт Говард - КОНАН. КАРАЮЩИЙ МЕЧ

— Скорей в особняк! — закричал Конан и принялся прорубаться в том направлении, сопровождаемый дюжиной бойцов.

Стром присоединился к нему, отмахиваясь направо и налево абордажной саблей, точно хлыстом.

— Не удержать нам особняк…— выговорил он, задыхаясь.

— Почему? — спросил Конан, даже не поворачивая головы.

Кровавый труд боя не давал ему такой возможности.

— Потому что… А-а-а!..— Смуглокожая рука глубоко всадила нож в спину барахцу.— Демон тебя сожри, мерзавец…

С этим последним проклятием, уже шатаясь, Стром обернулся и разрубил пикту череп по самые зубы. Потерял равновесие и упал на колени, изо рта побежала кровь.

— Потому что,— все же договорил он, а вернее, прокаркал,— особняк… горит…

И, обмякнув, завалился в пыль.

Конан улучил момент быстро оглядеться кругом… Все, кто пытался за ним следовать, уже валялись в крови. Но и умирающий пикт, которого киммериец придавил к земле ногой, был последним из тех, что преграждали ему дорогу к графскому дому. Всюду во дворе бушевала яростная резня, но непосредственно вокруг Конана образовался островок временного затишья. И от места, где он стоял, было рукой подать до той самой южной стены. Несколько быстрых шагов, прыжок — и он беспрепятственно исчезнет в ночи…

Однако киммериец не позабыл о беспомощной девушке в доме. И ноги понесли его не к спасительной стене, а к особняку — над крышей которого, кстати, действительно поднимались густые клубы дыма.

У самой двери ему попался разукрашенный перьями вождь, видимо тоже желавший проникнуть туда. Он крутанулся навстречу киммерийцу, занося топор, а за спиной Конана уже слышался топот проворных босых ног,— его настигали. Сабля Конана обрушилась сверху вниз, отмела секиру пикта и раскроила голову ее обладателю. В следующее мгновение Конан прыгнул через порог и, без промедления захлопнув за собой дверь, заложил ее тяжелым засовом. С той стороны в нее грянуло разом несколько топоров, но некоторое время дверь должна была продержаться…

В большом зале бревенчатого замка слоями плавал дым, и Конан, мало что видя перед собой, двинулся вперед ощупью. Он слышал, как где-то всхлипывала женщина. Нет, она не то чтобы задыхалась в дыму,— такие короткие, стонущие всхлипы мог породить только не передаваемый никакими словами ужас… Конан вырвался из едкой мглы, увлекая за собой дымные клочья…

И замер на месте, созерцая открывшуюся картину.

Большой зал был весьма скудно освещен. Серебряный канделябр валялся на полу, свечи в нем потухли. Единственным источником света оставался громадный камин и стена, в которую он был вделан; дрова в камине горели так жарко, что пламя успело перекинуться на бревна стены и уже достигало стропил. На фоне этого жуткого и тревожного света Конан увидел человеческое тело — оно раскачивалось на веревке, перекинутой через стропилину. Тело понемногу вращалось и вскоре повернулось к киммерийцу лицом. Черты были до неузнаваемости искажены смертной гримасой, но сомнений быть не могло — Конан смотрел на графа Валенсо, повешенного в собственном зале.

Но кроме мертвого графа в чертоге присутствовал еще кое-кто. В клубящемся дыму Конан различил чудовищный силуэт, окутанный аурой голубоватого адского пламени. Дымная муть придавала ему человекоподобие, но вот тень, которую существо отбрасывало на горящую стену, человеческой отнюдь не была…

— Кром! — вырвалось у киммерийца.

Он сообразил, что встретил противника, к которому с абордажной саблей не подступиться.

А еще он увидел Белизу и Тину, судорожно прильнувших друг к дружке на нижних ступенях лестницы.

Вот черное чудище выпрямилось, не то поднялось на дыбы — гигантский силуэт на фоне огня. Оно распахнуло страшные лапищи, его не то лицо, не то морда смутно просматривалась сквозь плывущий дым… Получеловеческие, полузвериные черты, жуткие до невозможности… Конан подметил близко расположенные рога, разинутую пасть, остроконечные уши…

Тварь повернулась и тяжеловесно двинулась к нему сквозь завихрения дыма.

Как совладать с подобным врагом?..

Перед лицом ужасной опасности в памяти киммерийца вспыхнуло одно давнее воспоминание. Он быстро огляделся, и на глаза попалась увесистая скамеечка, некогда входившая в роскошную обстановку замка рода Корзетта,— отлитая из серебра и покрытая резным узором. Конан мигом схватил ее и замахнулся на демона.

— Серебро и огонь!..— взревел он громовым голосом и метнул свой снаряд, вложив в бросок всю силу железных мышц. Скамеечка мелькнула и врезалась прямо в широкую черную грудь… добрых сто фунтов серебра, запущенные в воздух с сумасшедшей силой и скоростью. Против подобного удара не смог устоять даже черный чужак. Его попросту снесло с ног — и спиной вперед швырнуло в ревущую огненную глотку камина.

Зал содрогнулся от страшного крика. Это кричало иномировое существо, внезапно застигнутое вполне земной смертью. Вот треснула каминная полка, из громадной трубы посыпались камни, заваливая бьющееся черное тело, уже охваченное яростным пламенем. Потом из-под потолка начали падать горящие бревна, и вся груда превратилась в один гигантский костер.

Огонь быстро подбирался к лестнице, но Конан успел раньше. Он схватил под мышку потерявшую сознание Тину, а Белизу рывком поставил на ноги и поволок за собой. Кругом царил кромешный ад, все рушилось и горело, а сквозь рев пламени доносился треск двери, сокрушаемой ударами пиктских боевых топоров.

Стремительно оглядевшись в поисках спасения, Конан подметил дверь против лестницы и кинулся туда, неся Тину и силой таща ослепшую от дыма, ничего не понимающую Белизу. Как только они выскочили за порог, сзади послышался тяжелый грохот и весь дом содрогнулся. Кровля большого зала рухнула внутрь. Беглецов догнала плотная волна удушающего дыма, но Конан успел заметить на другом конце комнаты открытую дверь, выводившую наружу. Вытаскивая сквозь эту дверь своих беспомощных подопечных, Конан обратил внимание, что створка еле держалась на сломанных петлях, а запор вообще лопнул, ни дать ни взять, под напором чудовищной силы.

— В эту дверь… в эту дверь черный вошел,— отчаянно всхлипывала Белиза.— Я… я видела его… но я же не знала…

Они вывалились в освещенный пламенем двор и оказались совсем рядом с домиками, выстроившимися вдоль южной стены. К двери уже подбирался пикт с занесенной секирой, в его глазах играли кровавые блики. Первым долгом киммериец убрал из-под удара девочку, висевшую у него на руке, и без промедления всадил пикту в грудь абордажную саблю. Потом подхватил Белизу, поскольку ноги у нее все равно заплетались, и, неся обеих, побежал к южной стене.