Дмитрий Емец - Третий всадник мрака

– Да, – подтвердил Мефодий.

Отпустив его, Арей мечом начертил на стене несколько рун. Ни Мефодий, ни Даф, на которую он искоса взглянул, представления не имели, что эти руны означают. Возможно, речь шла о тайном ритуале мрака, а возможно, Арею было проще думать таким образом.

– Кводнон не сможет вселиться в тебя, пока ты не займешь щель в камне. Щель, которая передаст тебе силы всех троих, исторгнет твой эйдос и поселит в твоем теле дух Кводнона… Влиять на твои поступки Кводнон напрямую не может. Заметь: напрямую… Существуют и иные, непрямые способы, – продолжал Арей.

– Точно не может? – усомнился Мефодий.

– Будь он способен на это, он сделал бы это сразу, вдохнув в тебя посланца. И уже потом, пользуясь твоими силами – а он, поверь, в отличие от тебя умеет это делать – он расправился бы с остальными. Но твоя защита, о которой ты даже не подозреваешь, слишком сильна. В результате Кводнон предпочел напасть на девчонку.

– И что же нам делать? – спросила Даф.

Ей, наконец, удалось усмирить Депресняка. Кот уже не шипел, хотя все еще ощущалось, что он напряжен. Причем основное беспокойство для кота исходило, как видно, от Мефодия. Кот не отрывал от него красных глаз и щерил мелкие зубы. Похоже, что-то в Мефодии не нравилось ему или казалось подозрительным.

«Странно… Он же неплохо к нему относился!» – подумала Даф.

– Что нам делать? Как быть? Кто виноват? Ты че, больной? И скока стоит? Эти пять вопросов определяют действительность на двести лет вглубь и на триста лет вперед. Особенно популярны вопросы три и пять, – проворчал Арей. – А делать нам вот что, дорогая светлая! Продержаться ближайшую ночь и, возможно, еще одну после этой. Мефодия нельзя ни на минуту оставлять одного… Мы будем дежурить все по очереди. Я внизу, в подвале. Улита в приемной. А ты, Даф, хм… пожалуй, тебе придется на ближайшее время стать его тенью. Чуть что хватайся за свою многозарядную дудочку!.. И, кстати, совет: не давай ему спать.

– А спать-то почему нельзя? – удивилась Даф.

Арей оскалился, что с учетом ситуации могло означать улыбку.

– Мрак сильнее во сне. Именно тогда все темные желания лезут наружу, – сказал он.

Помня приказ Арея стать тенью Мефодия, Даф отправилась в его комнату. Лукавая кровать-перевертыш, разрубленная мечом Древнира, исчезла. Теперь ее заменяло старинное ложе, очень неудобное на вид и жесткое. Заинтересовавшись, Дафна обнаружила сбоку медную табличку:

– Откуда это? – спросила Даф.

– А-а-а… Тухломон подсуетился! – махнул рукой Мефодий.

– И как, спать можно?

– Вообще я хотел бы что-нибудь помягче. А это даже хуже раскладушки. Похоже, у Прокруста был сколиоз, если он спал на такой деревяшке. Там еще такие штуки были, которые тебя опутывают, когда ты ложишься, но я их мечом отсек. А чем это ложе-то провинилось, что в Тартар попало? – поинтересовался Мефодий, зевая.

Даф подумала, что расскажет ему об этом в следущий раз.

Они играли сначала в шахматы, потом в шашки, затем в карты. Наконец и карты выпали у Мефодия из рук. Король стал путаться с валетом, а у бубновой дамы обнаружилась вдруг неприятная песья морда.

Мефодия клонило в сон. Веки смыкались. Ему смутно чудилось, что к каждой реснице привязали по прочной леске и теперь за них тянут маленькие человечки. Кроме того, что-то жгло его шею с правой стороны, там, где на вороте был мак. Мефодий несколько раз принимался чесать шею ногтями. Зуд как будто прекращался. И снова его голова начинала опускаться.

– Эй! – сказала Даф. – Эй! Ты не спишь?

Мефодий очнулся. Его голова мотнулась назад.

– Угум… – сказал он.

– Угум – спишь или угум – не спишь?

– Угум – это просто угум… Слово, которое значит все, что ему хочется значить… Не сплю. Просто задумался.

– Я так и поняла. Подумать иногда бывает полезно… В смысле, прежде чем сделать что-нибудь еще… – вежливо согласилась Даф.

– А как ты ухитряешься так долго не спать? – спросил Мефодий.

– Ну… – протянула Даф. – Мы же тренировались в Эдеме… И потом, что такое по большому счету сон? Сброс мыслей и заморочек предыдущего дня, чтобы назавтра все начать с нового листа.

– И долго вы там не спали? – спросил Мефодий.

«Пятьдесят лет», – хотела сказать Даф, что было правдой, но вместо этого ответила:

– Ну некоторое время… Не помню точно.

– Но больше двух суток?

– Чуть-чуть больше, – сказала Даф, успокаивая себя тем, что не слишком соврала, так как не называла точных цифр.

Она старалась лишний раз не подчеркивать, что старше Буслаева почти на тринадцать тысяч лет. В конце концов, время в Эдеме идет совсем не так. Не на пустом же месте появляются сказки о людях, которые, заблудившись и проведя всего день или два у загадочного народца, возвращались в свое селение спустя двести лет.

Даф подошла к окну и выглянула сквозь прорезь сетки. Судя по звездам, было около трех часов. Осталось продержаться до рассвета, хотя и тогда наверняка не станет легче. В конце концов, Чимоданов угодил в подвал вообще средь бела дня.

Голова Мефодия вновь начала клониться. Даф несколько раз окликнула его, но он уже не отвечал. Она хотела потрясти его, но отчего-то засмотрелась на его профиль, светлые волосы.

«А ведь в нем нет ничего особенного. Или есть? Все так запутанно. Иногда мне кажется, что я люблю его, а иногда мне на него плевать… Хоть бы его и вообще не было. И зачем я надела тогда ему на шею свои крылья?» – подумала она не в первый уже раз. Сомнения, извечные сомнения, неразлучные с любовью, опять начинали подтачивать ее.

Даф протянула руку, чтобы коснуться плеча Мефодия и разбудить его, как вдруг что-то не то укололо, не то обожгло ей внутреннюю часть запястья. Это было неведомое прежде ощущение – ее и жгло, и одновременно морозило. Ей чудилось, что по сосудам ползет лед, сковывая горячую кровь. Даф вскрикнула и уставилась на запястье. Там подрагивали два красных шарика крови – след укуса.

Мак на воротнике у Мефодия превратился в ледяную змейку. Она обвилась вокруг шеи, укусила в сонную артерию и, став тонкой как нить, протиснулась внутрь сквозь след от укуса. Все произошло почти мгновенно.

«Это из-за меня! Я пропитала мак своей кровью! Кровь рожденной в Эдеме дает силу артефактам мрака! Я, страж-хранитель Мефодия, погубила его!» – подумала Даф.

Мысль была ясная, однако саму Даф все сильнее охватывало безразличие. Это было то самое безразличие, которое накатывает порой среди ночи, когда, проснувшись случайно, пытаешься думать о вещах, представляющихся ужасно важными днем. И вещи эти кажутся неважными, посторонними, мелкими. Даже то, что все мы когда-нибудь умрем, не ужасает. Просто хочется нырнуть в сон и остаться в нем как можно дольше.