Вадим Крабов - Рус Четвертый. Рус-4

Координаты, добытые в богатом Кушинарском архиве, привели Руса туда, куда он и рассчитывал — в загородный лесок на левом берегу Понты. И спустя полчетверти ходьбы под зябким нудным дождем, кушинарский князь инкогнито отдыхал в неплохом постоялом дворе, принадлежащем фракийскому землячеству. Еще через четверть, после обстоятельной беседы с молодым словоохотливым разносчиком, скучающим от зимнего малолюдья, Рус пришел к выводу, что разыскать сына в одиночку проблематично, несмотря на скорое, как он надеялся, обретение поискового амулета. Хвала богам, нашелся платок, которым Гнатику вытирали шедшую носом кровь.

Из небольшого заросшего садика на границе между Фракийским и Ренийским «кругами» Рус сходил за пройдохой-Адыгеем. Распределили обязанности. Пасынок Френома займется плотной проверкой мульской колонии, которая, по словам все того же разносчика, была «Крепость — крепостью! С вышками. Порядки там жуть какие строгие», а бывший «ночной волк» станет собирать все слухи об оборотнях, посещая злачные места других землячеств. Теневикам имело смысл организовать базу в Гроппонте, в большом городе: легко затеряться — раз, свободный подход кораблей из империи — два, общая безалаберность местных властей, любивших мздоимство — три. А рано или поздно у кого-нибудь из молодых обращенных звериная натура должна была проявиться, и тогда слухи об огромном волке, гуляющем где-нибудь в городских окраинах, скрыть вряд ли получится. Примут ли за истину — другой вопрос.

Целитель, которому Рус показал платок, поморщился:

— Ему лет двадцать, не меньше! Эманации ушли, родное вместилище и в двух шагах не почуют.

— Полгода. — Терпеливо сказал Рус. — Это мой сын. Я — Хранящий, как ты успел заметить, уважаемый, у меня есть кое-какие секреты для усиления эманаций.

— Ваша Сила и кровь — две большие разницы! Тем более ты, не в обиду тебе, всего лишь подмастерье…

— Поэтому я и обратился к тебе, высокому мастеру… я богат и очень… очень привязан к сыну.

При упоминании богатства в глазах Исцеляющего мелькнула еле заметная искра.

— Ну-у, хорошо… — маг протянул руку, небрежно взял платок с небольшим бурым пятном в центре, еще раз внимательно его оглядел, ощупал и осторожно выдал. — Сто гект… — оценил реакцию заказчика, как обнадеживающую и предупредил. — Но я ни за что не ручаюсь! Ты уж сам, уважаемый, покрути своими Хранящими секретами.

— Двести гект и чтобы амулет был готов завтра. — Спокойно ответил Рус.

Глаза мастера округлились:

— Но это решительно невоз…

— Триста и это окончательная цена.

Неизвестно, сомкнул ли мастер-Исцеляющий веки хоть на полстатера за эти сутки, покидал ли лабораторию хотя бы по нужде, но назавтра, в это же время, в первую дневную четверть Рус заимел тщательно отполированную дощечку размером чуть меньше ладони, от которой исходил еле уловимый аромат альганского Лотоса. Без надписей, без украшательств, без рунной резьбы. Практически сырую вещь, почти заготовку. Но заказчика она устроила. Целитель глядел вслед уходящему подмастерью-Хранящему брезгливо-сочувственно. С таким выражением часто смотрят на умалишенных.

Разносчик из фракийского постоялого двора не соврал. Как мульцам удалось откупить себе участок берега длиной в три стадия и общей площадью, пожалуй, в пару квадратных миль — загадка. Но сейчас на западной окраине Варварки красовался натуральный форт. Правда, не замкнутый со стороны реки, а как бы вбирающий в себя собственные причалы. Другой, береговой стороной, он полукругом углублялся в густой широколиственный лес отодвинутый от стены просекой шириной как раз на полет стрелы. По ней же шла наезженная отсыпанная галькой утрамбованная дорога. И разве только высота каменной крепостной изгороди ограничивалась всего восемью локтями, что являлось компромиссом между жадностью гражданских властей и разумной осторожностью военных. Хотя деньги, и в этом были уверены все жители славного Понтинополя, поимели и те и другие. Имперцы не скупились.

В светлое время суток там наблюдалась интересная картина. Со стороны города в специальные ворота, ограниченные дозорными вышками, тянулась цепочка повозок, колонны единорогов, стада борков. С противоположного края крепостицы в точно таком же темпе выходила другая колона, состоящая из одних только крепких купеческих фургонов, в которых товары со всех концов ойкумены были заменены грузами мульского происхождения. Ни пробок, ни иных заторов не возникало ни разу — порядок мульцы блюли неимоверный, службы погрузки-разгрузки работали четко. Более того, имперцам удалось приучить и местную таможенную службу не филонить, не вымогать… которая с этой науки имела кое-что и сверх положенных казенных сборов. В сезон штормов грузопоток резко снижался, но совсем не прекращался никогда. Туда плыли огромные баржи с единорогами и борками — их преимущество перед местной скотиной не вызывало сомнений. Князь Кушинара внутренне усмехался, представляя изначальную ругань опытных кавалеристов, когда тем приходилось отказываться от привычных пик и копий: умные магические животные не терпели «конкурентов» своим рогам. Зато оценив мощь атаки, увидев противника — конных всадников, которые не могли совладать с ужасом своих разбегающихся скакунов, воины буквально влюблялись в новых однорогих друзей. По-иному иметь дело с ними было просто невозможно. Рус и сам грустил о Воронке:

«Совсем забыл о тебе, друг! Ты извини. Такие дела просто… но непременно возьму тебя, как только представится возможность, обещаю!».

Имперцы скупали любые ингредиенты из пятен, что альганских, что каганских. Особенно ценился, разумеется, каганит. А вот сами амулеты, более функциональные и сложные, миниатюрные и даже более изящные на вид, чем их заморские собратья, честные мульские негоцианты, не желающие рисковать торговой лицензией, не брали. Запрет императора — не шутка. Готовыми изделиями занимались контрабандисты и купечество из многих стран ойкумены, которым, впрочем, на западном берегу океана особых препятствий не чинили. Компромисс между государственной целесообразностью и коммерческой выгодой соблюдался.

На восток, в сторону «нашего» материка, в основном текла, как назвали бы её на земле, «промышленная продукция». За пять сотен постсумрачных лет, когда континенты были надежно разделены «поясом Эребуса», пути развития магии в них разошлись. На материке Ойкумена при наличии богатых магическим материалом альганских и каганских пятен и новой мощной Силы, наука пошла по пути усиления «чистой», фактически индивидуальной магии. Ордены в каждом государстве были по сути независимы. В империи же, укрупненные ордены стали практиковать системное учение, главным итогом которого стало своеобразное слияние техники и собственно магии. К тому же, нельзя сбрасывать со счетов и отсутствие в жителях мульского континента частичек крови настоящего Бога, Френома. Значит, их местные склонные к Силе не могли похвастать особой легкостью в управлении «потоками» божественной сущности. В результате, имперские купцы поразили покупателей относительно дешевыми насосами, мельницами, грузоподъемниками, «полуавтоматическим» кузнечным и сельскохозяйственным оборудованием, гончарными кругами и многим другим, что сразу стало пользоваться усиленным спросом у простонародья. Каким-то хитрым образом, их маги смогли добиться перевода Силы почти любого Бога в крутящий момент. Далее следовала система блоков, рычагов, шестеренок и прочей механики. А питающие элементы, кстати, после появления в имперских орденах привозного каганита, резко уменьшились в размерах и стали гораздо более емкими. Автомобили или, что наверняка случится быстрее, гребные колеса либо винты для водного транспорта пока придуманы не были, но Рус полагал, что со временем эти устройства появятся непременно. Магов не хватало, нанять на корабль Дующего или Бурлящего мог позволить себе далеко не каждый, ибо — дорого. А раз «научно-технический прогресс» набрал обороты, пошел по пути разработки механических устройств, то направление его развития должен напоминать земной. Имперская власть, судя по всему, такому положению вещей весьма способствовала.