Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

Нет, в общем и целом — кто, что и где, старейшины помнили, на курултае уточняли. Но все это сохранялось на уровне «сказывали люди…». Для создания крепкой страны, для сохранения ее опыта, координации действий, для переговоров с соседями этого никак не хватало.

Пришлось уговаривать старейшин если не учиться самим, то хоть присылать в специально построенный для этого поселок Хара-Хорин своих детей, дабы те, будущая элита страны, постигали грамоту. Здесь же он посадил и чиновников, только начинающих великую канцелярскую работу по учету выдачи подорожных, уплаты купцами пошлин, сбережения договоров, подсчету потребных сил для дозоров на рубежах с соседними странами и распределению этих обязанностей между различными родами, учету воинов, каковых могут выставить те или иные долины, их расходов, что должны быть не в тягость и не превышать чужих…

Всего и не упомнишь.

Кстати, они же должны были напоминать Тенгизхану о намеченных делах, поскольку сам он в море хлопот начинал путаться.

К счастью, гуманное поведение на захваченных китайских землях принесло кочевникам огромную пользу. Китайские ученые, ремесленники, строители, просто грамотные люди охотно шли помогать монголам во всех начинаниях и даже просились служить в их армии. Вот только писцов в учителя набирали среди уйгуров. Роксалана заявила, что китайские иероглифы ни один человек выучить не способен, а потому не стоит издеваться над детьми. Глядя, как быстро разрастается и хорошеет Хара-Хорин, Олег даже подумал переселить ремесленников в вымирающие города Каима — но дорога через Великую степь зимой была совершенно непроходима.

Одно Олег знал совершенно точно: войны закончены! Китай открыл кочевникам ворота для торговли — и скотоводство теперь вполне могло обеспечить кочевьям достойную жизнь. Путники из далеких уральских земель, вернувшись домой, теперь с гордостью и даже свысока смогут смотреть на соплеменников и хвастаться богатством. Объединение племен Великой Степи гарантировало ее обитателям безопасность от нападения извне.

Что еще может быть нужно людям?

И едва получив признание императора Цзинь, Олег — точнее, великий Тенгизхан — отправил всем соседям свои уверения в доброжелательстве и предложил жить в мире и согласии.

Первым на это письмо ответил хорезмский хан Мухаммед, приславший многочисленное посольство и уверение в миролюбии. Послы предлагали вести торговлю между странами и открыть друг для друга караванные пути. Олег принял посольство с уважением, но переговоры с ним вел Судибей и китайские чиновники, что должны были записать утвержденные обеими сторонами границы размежевания, условия перемещения путников и торговцев, определение подданства. У Олега в это время голова была занята вопросами доставки в «университетский городок» сена и топлива. В горах, да еще зимой, да еще при изрядной людской и скотской скученности — проблема немалая.

Вдобавок ко всему от него вдруг стала шарахаться Урга, что раньше очень умело снимала усталость и напряжение с помощью массажа шеи, напевов над головой и других азиатских премудростей. Шаманка не разговаривала, не приближалась, почти не смотрела в его сторону, а он никак не мог понять, чем ее обидел.

Из Китая вернулся Любовод, всем своим видом излучавший счастье облопавшегося удава и теперь чуть не через день напоминавший, что может очень выгодно продать на Руси их общую долю ханского добра — нужно просто дозволить ему отобрать товар из казны и снарядить торговый караван к Хазарскому морю.

Но первый караван вышел все же не на Русь, а на Урал — туда, где обрели свое единство люди, идущие за волком. В Хорезм, дабы утвердить уговоры с ханом Мухаммедом, нужно было отправить ответное посольство. И Судибей предложил собрать вместе с посольством караван, следующий домой — с подарками, с известиями о своем долгом и успешном пути. С приглашением тем, кто желает, перебраться в новые земли. Двигаться через Хорезм, по богатым долинам, вдоль торных трактов и полноводных Сырдарьи и Тургая было намного легче, в полтора раза ближе и вдвое быстрее, нежели опять кружить по озерам и холмам вдоль чужого порубежья.

Караван ушел, когда снега уже успели сойти, а на залитых солнцем степных равнинах стала пробиваться первая зеленая травка. В родные горы решили вернуться старейшина Бий-Султун, его брат Фтахран, старейшина Бий-Юсуф и еще больше пятисот воинов. Кто-то соскучился по родичам, кто-то утомился приключениями, кто-то решил ограничиться уже полученной добычей — но в большинстве это оказались безусые юнцы, живо обсуждающие, какой выкуп и за кого они заплатят, из какой семьи возьмут невесту, где поставят юрты… Причем почти все вскорости намеревались вернуться назад, под руку великого Тенгизхана. После этого наконец добился своего и Любовод — стал собирать для похода к Хазарскому морю свой, еще более богатый обоз.

Олег уже успел забыть про растворившийся в степи караван, когда в один из дней его голова чуть не взорвалась от боли такой силы, что он как-то сразу вспомнил про волшебные руки молодой шаманки и отправился в выстеленные коврами и мехами покои Роксаланы, что обосновалась на втором этаже первого из выросших в Хара-Хорине домов, прямо над головой ведуна.

Воительница была здесь и занималась делом, достойным истинной царицы: играла в шахматы с бледным полуобнаженным юношей с рабской, пусть и золотой, серьгой в ухе.

— Пшел вон, — ласково улыбнулась она и вальяжно откинулась на подушки: — Олежка, тебя никогда не учили, что, заходя к девушке, нужно стучаться. А то вдруг я курю кальян?

— Какой кальян? Табака еще нет!

— А опиум?

— Его не курят.

— А коноплю?

— Слушай, перестань… — поморщился Олег. — Не до того. Где Урга, ты не знаешь? Давно ее чего-то не видно.

— А чего это ты про нее вспомнил? — приподнялась на локте Роксалана.

— Голова болит. Она эти боли отлично снимать умеет. Вот и вспомнил. Где она? У тебя? Или отдельно обосновалась?

— Отдельно, — подтвердила воительница.

— Где?

— Ты же колдун, Олежка! — повысила голос Роксалана. — Вылечись сам!

— Не получается! — не выдержав, повысил голос Середин.

— Ну как тебе сказать, — вытянулась во весь рост девушка, потом по-кошачьи выгнулась и пропела: — Есть в тихом па-арке те-емный пруд, там ли-илии цветут…

— Чего?

— Простой у сказки был конец, обои в омут и звиздец, — уже речитативом закончила Роксалана.

— Что за бред?

— Ну да, не поэт я, не поэт! — возмутилась она. — Да, не Лариса Рубальская. Но это не повод постоянно девушке в нос ее недостатками тыкать!