Мистер Вечный Канун. Уэлихолн - Владимир Торин
— Клара?!
Дядюшка отшатнулся. В его глазах читался уже едва ли не ужас.
Томми поздравил себя: он не ошибся. А еще он понял, что выбрал верную тактику. Если бы он просто спросил у дядюшки что-либо о мисс Мэри или жуткой старухе, то не получил бы ни одного правдивого ответа, а дядюшка стал бы лишь осторожнее.
— Да, я все выяснил, — закрепил успех Томми.
— Но я не понимаю…
О, это был классический дядюшка Джозеф. Он всегда себя так вел, когда тетушка Мегана пыталась поймать его на откровенной лжи. Дядюшка неизменно, как сейчас, округлял глаза, распахивал рот, начинал тяжело дышать и вообще старался, как мог, изображая потрясение от того, что его, честнейшего из искреннейших, пытаются в чем-то уличить! И тогда он добивался своего — тетушке просто становилось лень с ним возиться.
Но Томми было не лень.
— Старуха из Гаррет-Кроу мне все рассказала.
Это был гвоздь. Гвоздь, который не просто вошел в податливое дерево дядюшкиного гроба, но и в дядюшкино тело, прочно прибивая его к днищу. Не сбежишь… Ловушка захлопнулась. Томми был собой доволен: он все просчитал правильно — об этом говорило выражение дядюшкиного лица.
— Прямо так все и рассказала?
Джозеф Кэндл расслабил плечи и несколько раз повел головой из стороны в сторону, разминая шею. Огонек на лампе дрогнул, как от сквозняка, тени покачнулись и расплылись, укутывая фигуру дядюшки черным плащом. Его лицо при этом утонуло в потемках, словно он опустил его в миску с чернилами. На месте глаз застыли два холодных блика.
Томми вздрогнул. Да, ловушка сработала идеально, но ему вдруг показалось, что он поймал зверя, который слишком велик для его капкана.
В какой-то миг дядюшки, того знакомого и предсказуемого во всем добряка, который присутствовал в жизни Томми с самого его рождения, не стало. Джозеф Кэндл, стоявший напротив Томми всего мгновение назад, и Джозеф Кэндл, который был сейчас, отличались друг от друга, как отличаются два совершенно разных человека, которые даже не родственники. Прежнего он считал славным, веселым и жизнерадостным дядей, с которым всегда можно было объединиться против склочных тетушек, а нынешний был незнакомым и крайне отвратительным типом, которого неизвестно кто и неизвестно зачем вообще пригласил в дом.
— Я так и не услышал вопроса, — медленно и угрожающе проговорил Джозеф Кэндл.
Где-то в глубине библиотеки вдруг раздался металлический звон, эхо от которого разошлось по помещению дрожащим эхом. Часы отбивали девять часов вечера, но Томми померещилось, будто эти жуткие звуки издают вовсе не часы, а падающие на пол один за другим обломки разлетающейся на части маски дядюшки Джозефа.
Стих последний удар, эхо рассеялось, а ложного обличья Джозефа Кэндла как не бывало. Со стороны казалось, что этому человеку даже дышать стало легче. Должно быть, он так устал постоянно притворяться и играть роль, что сейчас был почти счастлив.
— Значит, старая ведьма так и не научилась держать язык за зубами, — негромко, но невероятно жутко сказал Джозеф Кэндл. — Хотя, наверное, ее гнилые зубы уже все повыпадали, вот язык наконец и выбрался на волю. Этого стоило ожидать…
Даже знаменитый черный юмор дядюшки стал совсем иным: злобным, пугающим, отвратительным.
— Я ведь говорил этой старой кошелке Джине, что нужно избавиться от ведьмы Кроу, от всех ведьм Кроу: перерезать им глотки или заживо закопать — но она не послушала. Что ж, сама виновата…
В дядюшке проснулся монстр. Оказалось, что не нужно было заглядывать под кровать или в темный шкаф, чтобы отыскать чудовище, — настоящее чудовище всегда жило рядом, за тонкой стенкой.
Томми был в ужасе. Затевая этот разговор, он никак не мог предположить, к чему тот приведет. Его добрый, славный дядюшка только что сказал об убийстве?! О том, что давно нужно было убить старуху и… мисс Мэри?
— Как ты можешь так говорить? — испуганно пролепетал Томми.
Его по-детски наивное возмущение показалось Джозефу Кэндлу забавным, и он рассмеялся. Да, это был смех, которого лучше никогда не слышать, — свирепый, злорадный и почему-то торжествующий.
— Как я могу говорить о том, чтобы убить собственную мать? А затем еще и сестру? — спросил он. — Да, это тяжело понять глупому ребенку.
«Его мать?! — ужаснулся Томми. — И сестра?! Как такое может быть? Значит, и папа тоже? Папа и дядюшка Джозеф — сыновья той старухи? Они — братья мисс Мэри?!»
Хоть он и был потрясен, все же резко одернул себя: ни в коем случае нельзя выдавать, что это для него новость! Он ведь сказал, что якобы все знает, нельзя показывать недоумение, пока на самом деле не узнает все…
— Почему ты их ненавидишь? — спросил он.
Дядюшка пожал плечами. Он всегда так делал, когда кто-то задавал ему неудобный вопрос, но раньше Джозеф Кэндл всякий раз увиливал от ответа. Сейчас же он, видимо, собрался как следует этим ответом насладиться.
— И правда, как я могу ненавидеть этих ничтожеств? — с презрением бросил дядюшка. — Давно прошло то время, когда имя Кроу звучало гордо. Они лишились всего — бездарно и глупо растратили, потеряли и заложили. Когда-то они правили этим городом, но теперь уже никто и не вспомнит, кем они были. Старая ведьма сама до этого довела. Она боялась. Боялась! Как думаешь, чего? Она боялась своих же детей — той тени, которую отбрасывает на нее крона выращенного ею же дерева. Старуха взяла топор и сама обрубила все ветви у этого дерева, оставив лишь одну — сухую и мертвую — ту, что никогда не сможет отбросить на нее тень. Чему же тут удивляться, если дерево в итоге засохло полностью. Но для меня все это в прошлом, и я рад, что мне довелось наблюдать за увяданием Кроу со стороны. От них почти ничего не осталось — лишь старуха и ее сумасшедшая дочь. И все же… все же… Пока хоть кто-то из Кроу жив, они будут представлять угрозу для нашей семьи.
— Но выходит, эти Кроу тоже наша семья! — запротестовал было Томми. Он вообще уже ничего не понимал.
— Нет, парень, — безжалостно сказал дядюшка, покачав головой. — Наша семья
