Etcetera - Ритуал

— Что спросить?

— Кто он вообще? Ему наверняка должна быть какая-то выгода во всем этом. Ты давно его знаешь?

Я мысленно прикинула. — Недели три.

— Во-от. Подозрительный тип. Он нас наверняка в чем-то обманывает, летунчик, но когда мы это поймем, будет уже слишком поздно. Я думаю, стоит сбежать от него и нанять изгонителя самим. Какого-нибудь мага-наемника, который не будет распускать язык. Этот твой Вел — не тот, за кого себя выдает.

— Да он ни за кого себя не выдает.

— Ты не поняла, летунчик. — еще тише зашептала Феолески. — Ильдар сказал, что он очень сильный маг, а живет в какой-то деревне. Может, у него проблемы с законом или решил как-то поживиться за наш счет, а потом будет нас шантажировать. С тебя-то спросить нечего, а вот с нас…

Я подумала о том, что не отказалась бы сейчас скинуть Риалис за борт. — Я ему верю. Знаешь, сколько раз он меня вытаскивал? Когда я… неважно. Ну сильный маг, подумаешь. Везде полно сильных магов, это что преступление?

— Ты удивительно тупа, летунчик. — раздраженно отозвалась Феолески. — Просто идиотски тупа. Твой Вел себя еще покажет. И тогда я скажу, что я же говорила. Но будет поздно. Он причинит нам неприятности. Ильдар, этот вурдалак шхэнов, уже с рук у него ест, ему доверять нельзя. Да и ты видела, как этот хмырь иногда пялится? У него же взгляд, гвозди забивать можно. Высоченный сутулый, наверняка примесь нечеловеческой крови. И взгляд… брр, иногда такое высокомерие проскальзывает. И злость. Когда он тогда меня за руку держал, я думала все, концы отдам, а он смотрел на меня равнодушно, без всякой жалости. А ты бы знала, какая это адская боль, летунчик. Мне сдохнуть хотелось. И его глаза. Сплошная пустота. Не то что-то с этим хмырем, помяни мое слово. Он не умеет чувствовать, мы для него просто подопытные кролики. Кидать его надо. Сами разберемся.

— А я ему верю. Вот увидишь…

— Ну и идиотка. — фыркнула она и ушла. Я с тоской посмотрела ей в спину. Маниакальная подозрительность, воздействие демона сказывается? У Феолески все равно едет крыша? Да и Ильдар с этой его услужливостью. У них же под черепушкой толпы тараканов бегают.

Веофелий обнаружился дремлющим на здоровых тюках с каким-то грузом, и я снова подумала, как паршиво он выглядит. Вел устал, дико устал, но и отдохнуть не мог, пока не закончится вся эта история. Я решила его не будить. Двигаться он себя заставлял только усилием воли, и как упоминал Ильдар, Веофелий принимал часть воздействия демона на себя, тормозя перестройку энергетических каналов, что тоже здорово выматывало. Я присела на сумки рядом, вытянув вперед ноги и расслабившись. А все-таки хорошо. Еще искупаться бы. Белыми точками в небе кружились чайки.

* * *

Когда умирает твоя жена, это всегда сказывается на отношении к тебе окружающих. Когда умирает жена, которую любил, может и не настолько сильно, насколько следовало, но просыпался с ней по утрам, не против был завести парочку детишек и купить большой дом, это ломает что-то и в тебе. Если бы он любил ее достаточно сильно… Саторски чувствовал себя виноватым. Что при жизни так провинился перед ней и не любил ее по-настоящему, не дал ей достаточно тепла, внимания, и может, именно поэтому с Кларой и случилось то, что случилось. Ведь уделяй он больше времени, заметь изменения в ней раньше… Временами ему снилась Клара, протягивающая к нему тонкие окровавленные руки, хотя он отлично помнил, что крови не было, она просто перестала дышать. Обычное проклятье. Ничего проще. Иногда Клара снилась ему, занимающаяся обычными домашними делами, спрашивающая его, как прошел день, и он послушно, покорно отвечал ей, перечислял все, что делал, даже зная, что это лишь призрак, бред его больной фантазии. Клара, такая хрупкая, светловолосая, всегда со слегка испуганными глазами… теперь изломанная, как мертвая кукла… его донимали эти сны. Потрескивающий, трепещущий огонь пожара, отражающийся в ее застывшем взгляде, словно она моргала, была еще жива, просила спасти ее… но спасать там было нечего.

И когда она умерла, Веофелий почувствовал облегчение. Подлое, предающее все, во что он верил, но от этого не менее сильное. Он был почти счастлив, что эта затянутая агония закончилась. Это подлое ощущение свободы, облегчения, когда он смотрел на мертвое тело своей жены постоянно преследовало его, стояло между ним и всеми этими хвалебными речами. Он устал. И все, казалось, понимали это. Он ушел, оборвал все старые связи, ему хотелось, чтобы перестали шептаться за его спиной и забыть, забыть, забыть. Нашлось место некроманта в далеком от столичных округов городе, где его никто не знал, и он с благодарностью принял это предложение.

Мэр был достаточно умен, чтобы не дергать его по пустякам. Дальше пошли дни, почти неотличимые один от другого, временами он не мог даже сказать, какой день недели или месяц. Потом стало лучше. Время лечит, даже если кажется, что такая рана смертельна. Чувство вины никуда не делось, но понемногу он начал адекватно воспринимать окружающих. И себя. Жители города боялись его, привычные к его постоянным вспышкам. Но это случалось уже реже. Гельда, владелица трактира, не знала о произошедшем, но интуитивно догадываясь о чем-то, всегда его жалела. И он снова научился говорить о мелочах, о пустяках вроде погоды или проезжей ярмарки. Постепенно месяц за месяцем он выбирался из дыры, в которую загнал себя сам. Но срывы еще случались, и именно тогда его, опытного темного мага, отчитал за пьянство и свалил с ног самый обычный адепт-недоучка. Впрочем, Тай трудно было назвать самой обычной, хотя, поражение от нее особой гордости не доставляет. Допился.

Веофелий Саторски ненавидел меченых, этих полузверей, полубезумных тварей, насколько может ненавидеть их тот, кто много раз видел последствия прорыва разбушевавшихся демонов. В магистрате он не работал, но сотрудничать приходилось, и он видел столько жестокости и крови, что отвращение, лютая ненависть всегда шевелилась в душе при одном слове делхассе. Твари. Он ненавидел тех, кто вызывает демонов и даже само упоминание о делхассе. Если бы его старый враг Веласке, этот надоевший символ былого противостояния света и тьмы, хоть подозревал об этой его слабости, месть не составила бы для него труда.

Судьба всегда двигает жизнь по кругу. Саторски был в ужасе, когда узнал, что смешливая, самоуверенная девчонка, лазающая в его библиотеку, несмотря на все запреты, гордо заявляющая, что общалась с некромантами и совсем не боящаяся его… эта глупая малышка тоже вызывала демона. Удар о землю был ничто по сравнению с болью от этого знания. Тоже обречена. Тоже жаждет того, что никогда не достанется ей, сгорит в погоне за недостижимым. Совсем не это он желал узнать, проводя вакшассу. В ту неделю, когда он приютил ее то ли из жалости, то ли от скуки, он впервые почувствовал себя живым. Может, немного, но живым. Жизнь продолжалась и недоучке-драконологу Тай не было дела до старых смертей, жизнь бежала вперед и не было ничего запретного в том, чтобы тоже жить. Но чем больше получаем мы, тем больше наше разочарование. Он лежал на земле и думал, что как только боль пройдет, он обездвижит ее заклинанием и немедленно сдаст в магистрат или… Саторски впервые не знал, что делать. Он был растерян.