Инна Живетьева - Орлиная гора

   Голоса – Темка оглянулся. Ну конечно, князь. Ишь какая морда серьезная. Что, раскалился под ногами камень чужого замка? Понимаешь, не стал бы Торн так рисковать, не будь у него шанса. Не найдешь ходы, по которым идут сейчас воины с Оленем на лычках. И не знаешь, что стена на последней лестничной площадке – фальшивая. Искусно камнем выложена поверх деревянной двери – выдерни подпорки, ударь в нужное место посильнее, вылетит.

   Княжича ухватили за плечи, рывком подтащили к пушке. Уперся между лопаток ствол, болью в плечах отозвались вывернутые руки, сдавили запястья веревками. Вот, значит, как. Хорошо, что уже привязали, и несложно устоять. А то свалился бы позорно на обмякших ногах. Еще бы унять трясущийся подбородок. Ну же!!! Смотрят и князь, и сволочь Герман. Не важно, что все трясется внутри, как у раздетого на морозе. Что корежит судорогой спину, в которую упирается горячий металл – нет, раскаленный металл, того и гляди прожжет мундир и рубашку, вопьется в кожу. Что кроваво-красным бьет в лицо заходящее солнце, и ветер унес все звуки, только вой остался в горле: «Я не хочу!» Ну же!

   Темка вскинул подбородок, посмотрел на князя. Привалился поудобнее к теплому, нагревшемуся за день жерлу, чуть ослабил локти – перестало тянуть в раненой руке.

   – Ну что же, одно радует – побратим моего сына хотя бы не трус.

   Княжич усмехнулся:

   – А я и в остальном хорош.

   Дин оценивающе глянул на войско Торна.

   – Тяни время, – напомнил капитану и пошел к двери. Странно, Темка думал – останется полюбоваться зрелищем.

   Герман проводил князя непонятным взглядом. Махнул белым флагом, перечеркнутым зеленой чертой – переговоры. Замерло все перед замком. Темка удержался, не взглянул в сторону оврага.

   От опушки отъехал капитан Юрий. Сразу же – видно, уже разглядел привязанного к пушке княжича. Остановил коня у самого рва.

   – Слышишь меня? – крикнул Герман с края башни.

   Капитан кивнул.

   – Даем вам четверть часа, чтобы вы отвели войска.

   Герман махнул факелом в сторону пушки. У Темки запрыгал подбородок – поджечь порох дело пары мгновений. Снова показалось, что жерло раскалено докрасна.

   Капитан Юрий так же молча развернул коня. Ну что же, во всяком случае, пятнадцать минут жизни гарантировано. Вот только даже солнце не успеет завалиться к горизонту.

   Герман чем-то недоволен, хмурится. Верит ли он, что войска уведут? И где сам князь? Темке вспомнился взгляд, которым капитан проводил командира. Герман плотно сжимает пальцы на факеле, пламя почти невидимо в солнечных лучах. Нервничает капитан. Действительно странно, где же князь Дин? Что за ерунда сейчас лезет в голову! И – шакал раздери! – как чешется между лопатками, там, где чувствуется теплый металл.

   Прозвенел брегет, кто-то сказал негромко:

   – Пять минут прошло. Вроде уходят.

   Надежда качала на волнах – то верится, что идут по тайному ходу солдаты и не успеет Герман поджечь фитиль, то сжимается все в предчувствии страшного толчка в спину. Сильнее зуд между лопатками, ползет вдоль позвоночника крупная капля пота.

   Снова прозвенел брегет. И, заглушая его, ударило в стену, грохнуло, брызнуло по ногам осколками камней. Темка рванулся, выкручивая себе руки – и успел увидеть, как выпрыгивает солдат в синем мундире, вскидывает пистолет. Медленно, много медленнее, чем опускается рука Германа с факелом.

   Мертв. Пуля вошла чуть выше нагрудной белой лычки. Митька вынул пистолет, снял мешочки с пулями и порохом. Пригибаясь под разбитым окном, скользнул за угол. Сдвинулся к двери, прижимаясь к камню спиной. Вроде бы тихо. Надавил на створку, ввалился внутрь. Дернул тяжелый засов.

   Шакал раздери! Нашел время сидеть в Темкиной комнате, забившись в угол. Если бы не услышал пальбу под окнами, так и не понял бы, что замок атакуют. Отвращение к самому себе окончательно встряхнуло княжича. Нужно найти Темку, при штурме пленников в живых не оставляют.

   Княжич прокрался к окну: бой уже во дворе. Не пройти. Трещат ворота, того и гляди рухнут. Придется вернуться, поискать другой путь. Только качнулся к входу, как затопали в коридоре. Толкнули дверь – засов скрипнул. Митька прижался к стене. И точно – ударили выстрелы, брызнули мелкой щепой доски. Еще. Еще. Загрохотали приклады. Засов не выдержит. А бой уже под самым окном. Митька отступил в глубь комнаты. Скорее всего, выстрелят сразу, только увидят мундир.

   Скоба, держащая засов, вылетела. Створка ударила в стену, ввалился солдат, крутанулся, ловя на мушку движение. Митька застыл, держа пистолет в опущенной руке.

   – Стой!!! – шагнувший следом сержант оттолкнул ружье, однако сам наставил на княжича пистолет. – Приказ забыл? Не видишь – с аксельбантами шакаленок.

   Митька напряг руку. Вскинуть – и лови пулю в грудь. Пальцы разжались. Пистолет упал под ноги.

   – Умненький. Теперь пни его сюда.

   От легкого удара носком сапога оружие отлетело к сержанту. Тот усмехнулся самодовольно.

   – Вяжите. Покрепче.

   Небо в красноватых пятнах закатных облаков. Теплый камень под затылком сменяется ладонью. В губы утыкается горлышко фляжки. Голову приподняли, и Темка жадно глотнул воду. Он жив? Как странно.

   Княжич отвел участливо поданную руку, поднялся сам, уцепившись за колесо лафета. Мертвый Герман навалился на ствол, с пальцев капает кровь на упавший факел. Оседает каменная пыль. Тихо, как в уши пробки вставили.

   Темка тряхнул головой, качнулись каменные зубцы, неприятно поплыло все перед глазами. Фу, шакал побери!

   Первыми услышал звуки выстрелов, кажется, уже во дворе.

   – Где княжич Эмитрий Дин? – собственный голос показался излишне громким. Митька же в зеленом мундире!

   Сержант пожал плечами.

   – Немедленно узнайте. И не стрелять в него.

   Темка шагнул к двери – но навстречу вывалился запыхавшийся солдат:

   – А князь-то сбежал! Ушел, говорят, старым ходом.

   – С сыном?!

   – Да вроде бы нет. Говорят, взяли какого-то шакаленка с аксельбантами.

   Знакомые ступеньки слились в крутой склон. Темка выскочил во двор. Олень-покровитель! Вот она – цена поспешного штурма. Пахнет кровью – как после бойни в Северном Зубе.

   На разбитом крыльце, уронив пистолет, сидел отец. Полуоторванный серебряный аксельбант свисал с плеча, на синей ткани – багровые брызги. Темка подошел, опустился рядом. Отец притиснул к себе, так близко, что стало слышно биение его сердца. Княжич уткнулся лицом в грязный мундир, спросил невнятно: