Алина Илларионова - Клинки севера

Алесса замерла на середине комнаты, обозрела снег из перьев на полу и затолкала опустевшую наволочку под матрас.

Вдох-выдох.

А теперь – собраться.

Вещевой мешок должен быть легким, поэтому в него летит самое необходимое: жемчуг и деньги (золото – оно и в Скадаре золото, можно чем тяжелым обстучать, чтобы шло на вес); последний флакон магической воды (остальное извела на корабле за неимением зелий); сменное белье на бинты (авось пронесет!); огниво, фляга, сухой паек, северингская земля в узелке (весточка из дома!).

Жилет со шляпой подарить глазастой горничной – плевать, что и на нос не налезут – и вежливо попросить ее НЕМЕДЛЯ перекрасить рубашку в черный цвет. И плевать, что к вечеру получится! В темноте все кошки серы, ну а она будет линялой. Хоть выделится, хе-хе.

Разящий из высокого сапога не торчит, специально подбирала, чтобы и незаметно было, и удобно.

Волосы собрать в пучок и сколоть шпильками крест-накрест.

Сдуть упавшую на лоб смоляную прядку.

Готова!

Подслащенная лимонная водичка, которую можно тянуть через соломину – вот лучший способ остыть в жаркий день. Во всех смыслах жаркий. Что это она в самом деле? Ну, приревновала, бывает. Но зачем же пороть горячку? Или голову напекло?

Похоже на то, а иначе соображала бы лучше.

Алесса присела на кровать и размотала бинт. «Не снимешь!» – привычно поддразнил ободок и сверкнул изумрудом в ответ на улыбку. Так, значит, Тай-Линн – всего лишь боевая подруга, да, лгунишка Аэшур? Но собратьям по оружию именные клинки дарят, а не обручальные кольца!

Пантера вкрадчиво заурчала, сбивая с мысли.

«Ну что еще?»

«А может, для начала признаемся себе…»

«Да-да-да! Люблю, жить не могу и никому не отдам! Попробуют отобрать – порву на лапшу, и кому-то будет очень долго очень больно!»

Алесса разъярилась вновь: ногти стали удлиняться и заостряться, превращаясь в орудие убийства белобрысых мымр. Усилием воли втянув их обратно, она выхватила из мешка сменную рубашку. Лестницу проигнорировала, попросту перемахнув через перила прямо в зал под гул, аплодисменты и грохот выроненной кем-то глиняной кружки.

На кухню влетела не девушка – гарпия!

– Сегодня на ужин отбивные будут?

– Сунна желает отбивную? – Невозмутимый толстяк в белом фартуке, точивший тесаки друг о друга, перевел взгляд на трясущиеся под столом колпаки поварят.

– Сунна желает знать, будут ли отбивные на ужин?!

– Сунна, ну какое же меню без отбивных?! – Брови повара встали домиком. – На ваш выбор: баранина, свинина, телятина, индейка, спецзаказ на деликатесы делайте заранее. Но мясо еще не готово…

– Дайте сюда молоток, уж я вам помогу с радостью и безвозмездно!

…Той же ночью сторожевой пес любовался звездами, распластав по песку уши-лопухи и сложив передние лапы на раздутом донельзя пузе, и размышлял: «А соседка тявкала, будто мяса много не бывает… Брехунья!»

«Ночь окутала город муаровой шалью; чернильное небо вспыхнуло месяцем, рассыпалось алмазным крошевом звезд. Поведя рукою, заволокла деревья сумраком, превращая городские парки в бестиарии невиданных, сказочных зверей. Дворцы и храмы, дома и улицы – все прислушалось к дыханию ее ветров. Ночь… Время волшебства и обмана, время грехов и молитв…

В белых храмах жрецы испрашивают милости у всех богов мира и, преклонив колени, смиренно ждут ответа. Добропорядочные горожане снимают с постелей тяжелые покрывала и задувают свечи, готовясь окунуться в причудливый, непредсказуемый мир видений. Сон кэссиди исполнен умиротворения: ее щеки уже коснулась длань Иллады-Судьбы, благословляя смертную подопечную.

Город стих…

…И только один ПРИДУРОК с час сидит перед зеркалом, как девка, и чешется-чешется-чешется!»

– Заткнись.

Отложив расческу, рука замерла над золотым зажимом для волос, дрогнула и нехотя потянулась к кожаному шнурку. Закончив работу, юноша оценил результат. Собственное отражение нравилось ему, равно как и мощь крылатого зверя. Пресветлая Богиня воистину искуснейшая из Созидателей! О да, весь мир будет у его ног! А вслед за ним и другие. Мириады вселенных Мироздания…

«…А за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом – пень! А за пнем опять дерево, а за деревом дерево…»

– Заткнись! Ты… ты…

«Твой ехидный внутренний голос! Муа-ха-ха!»

Юноша перевел горящие глаза на отраженную в зеркале дверь.

– Когда ты наконец уберешь это чудовище?!

– Пока он нужен. Не капризничай, дружок… – Алебастровая рука ласково, едва касаясь светлых волос, погладила по затылку.

«Ты готов приобщиться к прекрасному, дружок? Тогда слушай и не перебивай!

Пряна, сочна, наряд кровавыйТвою подчеркивает стать.Моя любовь, моя забава…Глаз видит, зубом не достать.

Гляжу я на тебя несмело,Мечтая острый клык вонзить.В кармане моль дыру проела.О, как тебя заполучить?!

Ночною улицей холоднойСкитаюсь. И не сплю совсем.Я – не вампир. Студент голодный.Пою я оду КОЛБАСЕ!!!»

– Отста-ань!!!

Кошки бывают черные, белые, рыжие – разные! Ночью они одинаковы. Хищные. И серые, да. Как мышки, которые тоже выходят на свою маленькую мышиную охоту в то время, когда спит старший охотник мира – человек. Мышки шустрее, кошки ловчее, человек умнее и опасней.

Но, если ты выглядишь и думаешь, как девушка, ведешь себя, как мышка, а сущность у тебя кошачья, значит, опасна втройне.

«В черрном-черрном городе на черрном-черрном холме стоит…» – проникновенно затянула пантера.

«Какой же он черный?»

«Для настроя!» – пояснила южная кошка.

При всем желании с поддержкой настроения Катарину-Дей невозможно было назвать черной даже ночью. Ровно и ярко горели круглые, белые, как морские перлы, шары магических фонарей, заливая светом серую мостовую осевых улиц и утопая в трещинах булыжников, отчего казалось, будто дорога накрыта сетью. Алесса без труда обошла разводы, издали заслышав тяжелую поступь усталых к концу смены стражей, и нырнула в спасительную тень проулка. Когда Поющая Катарина пробьет полночь, на городские улицы выйдут свежие отряды – вот тогда придется удвоить бдительность. Но до полуночи еще далеко.

Вышла Алесса на улочку поуже и потемнее, но опять-таки отнюдь не черную. Здесь фонари стояли реже, а деревья были неухоженными и разрослись по своей, а не садовничьей воле. Здесь тихо.

И кошка Алесса крадется тихо.

Шелестят липы; ветер подхватил сорвавшийся лист, уронил и повлек по разбитой мостовой с едва слышным шуршанием. Из дома, спрятанного в черешнях, донесся смех, и его подхватили два, нет, три голоса. А в небе горит серп Сестры: она вышла, чтобы осветить путь младшей сестренке.