Владимир Корн - Берег Скардара

И если бы Бирдст оказал в Стенборо раньше Капсома, нисколько не сомневаюсь в том, что и капсюль и динамит носили бы его имя, какой-нибудь бирдстамит или мархсвюль. Правда, для этого его бы пришлось уговаривать.

Но и он имел один пунктик в голове — вечный двигатель. Поскольку он был химиком, так и хочется сделать приставку 'ал' перед этим словом, да и все химики здесь такие, то и перпетуум, по его замыслу, должен был быть на какой-то химической основе.

При нашем первом разговоре с Марсхвусом присутствовал и Капсом. Он с весьма скептическим выражением лица выслушивал рассуждения Бирдста, всем своим видом показывая абсурдность его логики. Любому образованному человеку в Империи, говорило выражение его лица, известно, что создать вечный двигатель невозможно. А значит, что человек, посвятивший свою жизнь такого рода прожекту, ничего серьёзного представлять себе не может.

В общем-то, если принимать во внимание всякие там законы энтропии и термодинамики, так это и есть. Но если хотите создать действующую модель такого мобиля, так уж и быть, подскажу, заявил я Бирдсту.

Ничего сложного, занимательная физика для детей среднего и старшего школьного возраста. Да, это будет работать, работать вечно. Вернее, до той поры, пока не износятся материалы, из которых будет изготовлен ваш двигатель, поскольку как раз их вечных и не бывает.

Но предупреждая сразу, заниматься двигателем вы будете только в свободное время, посвятив все силы, энергию и талант тем задачам, которые я перед вами поставлю. И ассигнования на этот ваш проект будут весьма скудными. Согласны?

Махрсвус с воодушевлением покивал головой, а выражение лица Капсома приобрело крайне недовольный вид. Как же, ещё одно судьбоносное открытие и авторство будет принадлежать не ему.

Принцип работы такого двигателя, уважаемый Бирдст, состоит вот в чем. Тут мне на глаза попалось огромное краснощекое яблоко, висящее на яблоне на расстоянии протянутой руки. Я сорвал его, полюбовался и подкинул вверх.

Хотя закон всемирного тяготения здесь ещё не был открыт, но тем не менее, сработал он отлично, и яблоко упало в траву.

Так, и причём здесь яблоко, задумался я. Во-первых, это физика, а не химия, и открывать этот закон я не собираюсь, даже формулу не помню, а куда без неё?

Я вообще только одну формулу помню, Эйнштейна, и то, только потому, что она очень короткая. Но и здесь проблемы, в ней каждая буква обозначает что-то мне неведомое, да и рано им ещё её знать.

Сделав вид, что подбросил яблоко только для того, чтобы полюбоваться его полетом, я приступил к объяснениям.

Погода, господин Бирдст, вам поможет погода. К своим сорока вы уже обязательно должны чувствовать её изменения, какой-нибудь шум в ушах, головную боль или ещё что-то.

Причём здесь погода?

Сама по себе она может быть и не причём, но вот то, что перед её изменением меняется атмосферное давление, пригодится вам замечательно. Даже женское настроение меняется не так часто, и не с такой завидной регулярностью, как атмосферное давление.

Теперь перейдем к главному. Как вы узнаёте, что погода назавтра переменится?

Правильно, с помощью барометра. Стрелочка на нем показывает: сушь, вёдро, шторм, дождь, буря и так далее.

Вот эта стрелочка вам и нужна, она же движется практически постоянно. А заставляет это делать ртуть. Соберите конструкцию из множества подобий барометров, стрелочки станут рычагами, связанными с приводом, привод будет крутить какое-нибудь колесо, передавая усилие…

У такого механизма удивительно низкий КПД, он ничтожный, мизерный, но работать ваш двигатель будет вечно.

Причем здесь химия? Да кто знает, если разбавить ртуть касторовым маслом, может она будет лучше реагировать на изменение атмосферного давления, расширяясь и сжимаясь.

Ртути полно, бочками, вон в том сарае на отшибе, к нему я стараюсь даже не приближаться. Сама ртуть довольно безобидна, но пары её — сильнейший яд. Так что имейте это в виду.

А механическую часть вам мои механики помогут сделать. Они у меня даже карманные часы изобрели, не то что ваш перпетуум мобиле.

Такой вот у нас тогда состоялся разговор.

Я уж совсем было обратиться к учёным с проникновенной речью, о важности стоящей перед ними задачи, о том, что у них совсем нет времени на пустопорожние споры, как появился Пелай, управляющий поместьем. Не дойдя до нас нескольких шагов, он остановился, ожидая окончания разговора. Вид у него был очень озабоченный.

— Говори уж — обратился я к нему, когда мы остались наедине.

С этого момента наша охота и началась.

Моим соседом слева, если обратиться лицом на север, был барон Кресле. Несколько деревень, то ли четыре, то ли пять, и само поместье, бывший замок, переделанный для удобства жилья. Землицы у него было больше раза в четыре, а прямо через его земли протекала довольно крупная река, Сиура, разделяя владения почти пополам.

Сам барон Кресле был старше меня лет на пятнадцать, имел трёх сыновей и дочь, давно уже обзаведшихся семьями и живших отдельно. Все три сына служили по военной части, дочь, кстати, была женой офицера имперской армии. Вот такой небольшой оплот государства.

Барон был спокойным рассудительным мужчиной, несколько даже флегматичным, пока разговор не заходил об охоте. Вот тут он оживлялся и молодел буквально на глазах.

Охотником барон был страстным и дай ему волю, только этим бы и занимался. Ещё он был приятным собеседником, и мы не раз засиживались за разговором и бокалом бренди, к которому он охотно пристрастился.

Не знаю, как он узнавал, что я прибыл в свое имение, но на следующий день барон непременно осчастливливал меня визитом.

Мне он нравился, и своими манерами и особенно тем, что никогда не придавал себе вид настолько крутого человека, что даже лук от него плачет, что присуще почти всем дворянам.

Сам я у него в гостях ещё не был, и теперь решил воспользоваться давним приглашением барона. Причина была самая уважительная, где-то на принадлежащих нам землях поселился зверь.

Поначалу пропажи домашнего скота списывали на обычных волков, коих в Империи тоже хватает. Они и выглядели такими, как я и привык их видеть, и повадки были похожими.

Разве что они никогда не сбивались в стаи, чтобы пережить суровую зиму. Нет её в Империи, зимы. Пара сезонов дождей, длящихся по месяцу-полтора каждый, когда температура пускается градусов до десяти тепла по моим ощущениям, и всё. Остальное время лето, иногда довольно жаркое.

Однажды крестьяне из Кривичей, принадлежащей мне деревни, обнаружили мёртвого пастушка, явно убитого зверем. В стаде телят, что он пас, не досчитались одной головы. Останков телёнка на месте не нашлось, их обнаружили позже, в небольшой рощице, в паре лиг от того места, где нашли пастушонка.