Лев Рыжков - Золотарь

Только не теряй сознание! Вспомни!

И опять он отлетел к кольцу лемуров. Какой-то здоровенный шестилапый уродец схватил его за пояс и за шиворот и, словно бы шутя, с размаху швырнул в круг.

Вспомни!!!

В полете тело Кристофа описало дугу. Он упал прямо на золотаря.

Вспомни!!!

И Кристоф вспомнил. Еще в полете он размахнулся и с наслаждением ощутил, как его кулак разбивает омерзительную корку, запекшуюся у золотаря на месте лица. Когда же он понял, что сломал твари челюсть, то чуть не закричал от радости.

Чудище простерло к Кристофу свои когти. Кристоф упал на пол, перекатился, с новыми силами вскочил на ноги. И тут же ощутил, как его схватили прямо за ухо. Дикая боль колючей проволокой проскрежетала по нервам. Золотарь заливался хохотом, сжимая в руках его ухо. Лемуры рукоплескали.

Подняться на ноги стоило Кристофу неимоверных, адских усилий. Золотарь показывал ему его ухо. Как древний гладиатор, жрец расхаживал по кругу, демонстрируя восхищенным зрителям свой трофей.

Жди!

Сжав кулаки, Кристоф застыл, как побитый волчонок в клетке зверинца. В Нюрнберге он бывал в зверинце, видел даже, как дерутся волки, как прыгают друт дружке на спину, вгрызаются в загривок. Кто сумел подмять противника под себя – тот и победил. Главное – подмять…

Как прыгают друг другу на спину…

Он вспомнил.

Золотарь как раз повернулся к Кристофу спиной, завершая свой триумфальный круг. Кристоф моментально стряхнул с себя подступивший бред и, спружинив ногами, прыгнул. На спину.

Отчаянный прыжок вышел удачным. Золотарь рухнул на пол, а Кристоф вцепился зубами в изъязвленный загривок и, преодолевая тошноту и рвоту, кулаками ударил своего врага в виски. Он услышал: чудовище заревело, почувствовал, как пытается золотарь стряхнуть его со спины. Кромсая зубами ненавистный загривок, Кристоф не переставал наносить удары.

Он ощущал, как десятки, сотни лемурьих конечностей пытаются оторвать его от мерзкого загривка.

Кто подмял – тот победил!…

Тысячи пальцев и щупальцев ковырялись в его ранах. Зубы Кристофа уперлись в твердый позвонок.

Грызи!!!

Зубы трещали и ломались. Чьи-то лапы скребли по затылку, сдирая с него кожу. «Кость, позвоночник, костный мозг, волки любят кости, им нравится высасывать мозг, хотя в том, что я грызу, вряд ли есть костный мозг, скорее – костный гной».

– Задушите его! – орал золотарь. – Задушите его и девку! Убейте их обоих! Убейте!!! Уб…

Хрустнул позвонок. Зубы Кристофа сомкнулись. Неистовым усилием одну руку – на волосы на затылке, другую – к подбородку…

Вцепиться и тянуть, тянуть, тянуть.

Шея, как будто резиновая, тянулась и тянулась. Кристоф уперся коленями в плечи золотаря.

Голова оторвалась со звуком, который издает погруженный в бочку дегтя котелок, когда его вытягивают назад. Чпок!

Кристоф отлетел к самой стене, сжимая в руках мертвую голову врага. На него моргая смотрели глаза золотаря. Кристоф скорее почувствовал, чем увидел, как из полуопущенных безволосых век начинает сочиться красный свет.

Собрав последние силы, Кристоф пальцами выдавил золотарю глаза. Сначала один, а затем и другой.

Он слышал крики перепуганных лемуров. Он встал, держа голову за остатки сожженных волос. И только тогда увидел – из головы что-то сыплется…

Это была труха. Просто труха и глина.

– Так вот ты кто! – сказал Кристоф. – Ты просто набитое мусором чучело.

Отшвырнув голову, он захохотал. Он хохотал, когда выносил потерявшую сознание Веронику из подвала, топча ногами издыхающих, агонизирующих лемуров. Хохотал, упав в свежую лужу на замковом дворе. И, когда Вероника пришла в себя, он хохотал.

За его спиной полыхал замок. Языки оранжевого пламени прорывались сквозь лопающиеся стекла.

Гроза перестала. Светало.

8. Планы на будущее

Замок горел. Клубы едкого черного дыма делали его похожим на рыжеволосую танцовщицу в черной прозрачной пелерине. Дым стлался по лужам, камням, вымостившим двор, по тухлой зелени рва, забиваясь в уши, рот, нос, глаза.

Кристоф чихнул. И проснулся.

– Черт побери! – добродушно выругался он. – Не иначе как я в кабачке «Старого хрыча»! Славно, очень славно, тысяча чертей! И откуда, скажите на милость, тянет дымом? Не иначе каналья-кабатчик жарит борова! Хо-хо! Однако что за дурацкий сон мне снился?! Тысяча чертей! Я был уверен, что все это происходит на самом деле!

– И с кем это разговаривает наш старина Кристоф? – В кабачок входили краснощекие хохочущие студенты. – Уж не одолела ли его со вчерашнего белая горячка? Немудрено, ведь после такого количества шнапса даже сам папа римский начинает причащать зеленых чертиков!…

– Нет, друзья мои, нет, – ответил Кристоф. – Я спал… гм… и мне снилось, что я унаследовал богатое состояние…

– Ха-ха-ха! А губа у тебя не дура!– Коренастый крепыш Леопольд хлопнул друга по плечу. – А потом тебе, наверное, пригрезилось, что ты женился на баронессе Ротшильд?

– Нет, вернее, да… Что вы так гогочете? Мне снилось, что я чуть не женился на графской дочке.

– Ну и? – Крепыша Леопольда прямо-таки распирало от смеха. – Ну и как она тебе?

– Хороша, – сказал Кристоф. – Ничего бы не пожалел, чтобы познакомиться с ней наяву.

Кристоф достал из кисета табак, набил трубку, закурил и, ощутив, как закружилась голова от первой утренней затяжки, промолвил:

– И странно, все было так отчетливо, словно бы даже и не во сне.

– А больше тебе ничего не снилось? – Леопольд, едва сдерживаясь от смеха, болтал в воздухе короткими, не достающими до пола ногами.

– Снилось, – сказал Кристоф, выпустив в закопченный потолок двенадцать дымных колечек. – Еще мне снилось, будто мне оторвали ухо.

На сей раз от дурацкого смеха дрогнули стены кабачка. Леопольд свалился со стула и катался по полу, он хохотал так, что даже прослезился. Тяжело дыша, он залез обратно на стул.

– Ну Кристоф, ну уморил. Ты хоть знаешь, сколько ты тут проспал? А? Не знаешь? А посчитай – пили с вечера до утра, потом все пошли домой, а ты отказался, сказал, что будешь спать здесь. Потом уж, когда тебя весь день не было в университете, мы заволновались. А знал бы ты, как вспоминал тебя, каналью, профессор Дритцер, земля ему пухом! Где, говорит, сейчас мой юный друг по имени Кристоф?

– Ну а ты что?

– Болеет, говорю, черной ипохондрией. Ему, говорю, денег из дому не прислали, так он теперь ходит насупившись и выпрашивает у всех веревку и мыло. Ну а Дритцер, конечно, не поверил, как посмотрел на наши опухшие рожи, сказал: все, мол, с вами понятно. А я еще, как назло, со вчерашнего левый глаз открыть почему-то не мог. В общем, дружище, обещал он на нас декану накапать.