Яна Алексеева - Охотящиеся в ночи

Глубоко вздохнув, нашла в груди еле тлеющий огонек ярости. Если не могу сбежать, то буду смотреть и запоминать, и, даю слово, потом, когда наконец созреет и вырвется на волю это непонятное нечто, я найду наводчика и убью его. Горячие, чистые, как родник, эмоции гоняли по сосудам кровь, сердце заходилось от боли, гулко отдавался в висках пульс. Я еще отыграюсь!

За собственное бессилие, за миг паники и ужаса, за все…

Начну прямо сейчас. И пока кураж и любопытство, смешанные с искренней незамутненной страстью, распалили безрассудство до опасного, заставляющего пренебречь безопасностью уровня, всмотрелась.

Боль почти мгновенно поглотила сознание, взрезая голову ото лба до затылка, но, выплыв на поверхность, меня подхватили инстинкты. Память обшарпанных стен, хранящая радость и горе людей, заманчивые эмоции и отвратительные отпечатки нечеловеческих душ, отступила, позволяя поймать след.

Это моя охота. Да… Затягивающий, засасывающий в себя узор нес в себе память о Создателе. Слой за слоем, гнилые, тянущиеся по комнате нити, рассказывали о себе. О том, как темная песня закрутила нашу кровь в канат и тот, связавшись узлами, сетью раскинулся над городом. Как мрачная тень, гнилая изнутри, взывала, прячась в клети из двойных пентаграмм. Как черная тень, лишая воздух жизненной силы, скользила над городом, жадно впитывая в себя силу и сея кошмары. Как она искала, вставая на след, как радостно выла, почуяв добычу, накидывая на нее удавку, поводок…

Из прокушенной губы по подбородку текла кровь. Руки невольно взметнулись вверх, ощупывая шею. Кончики пальцев ударило болью, кожа почернела, обугленные когти мгновенно искрошились.

Ах ты ж… Ярость осознания заставила рвануться вперед и встретить грудью материализовавшийся в расчерченной лучами солнца клети комок тьмы. И драть, драть в мелкие ошметки податливое нечто, плоть которого с хлюпаньем расступалась и стремительно отращивала щупальца и зубы.

Я терзала это нечто, желающее поймать меня за бьющий болью ошейник. Шею сводило, в перехваченном горле горело огнем, воздуха не хватало. А часть сознания отстраненно изучала след, оставленный сутью того, кто его создал. На прогнившую основу, когда-то давно являвшуюся сутью поросшего осинами и вязами леса, были нанизаны, как бусины, море и солнце, холод и дождь, сосновая смола и море, бьющееся о скалистые берега.

«Их шесть…» — расшвыривая по комнате ошметки тьмы, думала я. Шесть. Жертвы. Шесть… Под ногтями трещала ткань, скрипели и визжали пружины, разлетаясь из вспоротого матраса, скрипели деревянные ножки. Он вплел их в свою гнилую, разрушенную сущность!

Волчица, торжествующе взвыв, извернулась и подмяла под себя остатки черноты, впилась клыками, распробовав на вкус призрачную, тленную плоть твари. Я охотница, и я тебя найду! Опознаю. Обещаю, рано или поздно я пущу тебе кровь и оставлю земле, брезгливо отбросив гнилую мерзкую плоть.

Раскинувшись на развороченной постели, я устало следила за тем, как медленно и неохотно исчезает спиральный узор, впитываясь в белую штукатурку. Лениво повернула голову. В дверях стояла белая как мел Марина, точно как я недавно, вцепившись израненными пальцами в косяк. Вокруг нее змеились серебристо-синие нити магии. У самой границы защитного полога, с шипением проедая линолеум, растворялось нечто студнеобразное. Стены запятнались маслянистыми потеками, черные чернильные брызги абстрактным узором лежали на дверцах шкафа.

— Что это было? — выкрикнула девушка. Звякнули стекла в окнах, поймав и отразив вложенную в слова силу молодой сирены-полукровки.

— Не знаю. А в целом — издержки ночного события. Он нас ищет. Но как?..

Я медленно поднялась. Передернула плечами, сбрасывая память о прикосновениях неживой плоти. Рассмотрела царапины.

— Кровь. Конечно же на стеклах оставалась кровь.

— Что? — взвизгнула девушка. — Ты же говорила, все будет в порядке?

— А разве что-то не так? — отрывая ее от помятого косяка и затаскивая в ванную, спросила я. — Все живы.

— Но… я думала, что все закончилось. Зачем ему мы?

— А я не знаю. — Пожав плечами, я врубила воду и засунула Марину под горячую струю.

— А-ах! — сдирая майку, злобно взвыла полукровка. Апатичный шок с нее смыло практически мгновенно. Треснуло зеркало; звякнув, осыпался в раковину радужными осколками старый плафон, а я выскочила, захлопнув дверь под тихие, но весьма проникновенные завывания о несправедливости бытия.

Вот не знала, что примерная девочка Марина знает такие слова.

— А ты думала, в сказку попала? — выкрикнула я, подпирая плечом дверь и принимаясь один за другим вылизывать обгоревшие пальцы. Кожу саднило, но на фоне резкой, до алых кругов в глазах, головной боли, ломящей спины и скрученных в судороге икр прочие неприятные ощущения как-то терялись.

Послушав, как шумит вода, я пошла на кухню. Там под краном и замочила пострадавшие конечности. Холодная желтоватая струя шумно била в жестяное дно раковины, замечательно смывая боль и усталость. И лишние мысли уходили туда, вниз, в землю, вместе с остатками черной силы, питавшей ошейник.

В конце концов мы выбрались из дома. Причем где-то ближе к ужину, наведя условный порядок в квартире и вынеся прочь кучу расщепленных обломков кровати и ватных клочьев из выпотрошенного матраса. Черные пятна со шкафа не оттирались, намертво въевшись в полировку, так что, плюнув на это дело и швырнув мерзкую липкую тряпку в мусор, я покидала в рюкзачок кое-что из вещей и отправилась опустошать холодильник. Под голодным взглядом Марины я тщательно дожевала остатки мяса, впрочем, искренне и доброжелательно предложив разделить скудную трапезу. Голодное бурчание в животе, однако, не подвигло девушку на пожирание сырой говядины, нарезанной тонкими ломтиками и выложенной на тарелке в виде экзотического цветочка. Пока я смаковала остатки, Марина нетерпеливо вертелась на табурете напротив, нервно грызя ногти. В ней боролись страх и любопытство. Она еще мечтала вернуть прошлое, но в то же время желала что-то сделать, чтобы не застыть на одном месте, между двумя мирами. Еще она хотела отомстить… И побыстрее!

Но куда спешить? Нас уже нашли, пусть мне и удалось сорваться с поводка. Так что рано или поздно нас вновь проведает тень, призванная с той стороны. Поэтому торопиться не стоит — можно прямиком на тот свет угодить.

И собираться надо тщательнее. Как на войну. С четким осознанием того, что в ближайшее время в эту квартиру вернуться не получится. А значит, забираем с собой нож, телефон и одежду. А, шмотки мы уже собрали…

Из душного домового сумрака мы выбрались на солнцепек. Ощущение было такое, будто пыльным мешком по голове ударили. Дышать нечем, в глазах — горячее марево, в горле — пустыня. Отвратительно! Перебегая из одного призрачного теневого пятна в другое, мы миновали пропыленный, шелестящий полузасохшей листвой деревьев парк. Проскочили по сухой колючей траве, щекочущей ноги длинными золотистыми колосками. Отмахиваясь от саранчи, старательно лезущей за шиворот, и оставляя на плавящемся асфальте рифленые следы подметок, ввалились в двери большого торгового центра. И хором выдохнули от облегчения.