Серж Брюссоло - Запретная стена

Весь последующий час Сигрид дулась: усевшись к Нату спиной, она хмуро пялилась в горизонт, поигрывая единственным уцелевшим ожерельем. Должно быть, оплакивала свои утраченные сокровища. Похоже, из-за постоянного употребления наркотика она впала в детство и теперь капризничала, как десятилетняя девчонка.

Вокруг облака сгустился волглый туман, и гладкая поверхность стала опасно скользкой. Нат со страхом подумал о том моменте, когда им неизбежно придется заснуть. Без привязи и даже малейшей опоры они рисковали свалиться за край при малейшем неловком движении.

В ожидании приближающейся ночи Нат попытался втолковать Сигрид, что ей следует непременно держаться в центре их «плота», чтобы не нарушить его устойчивость.

— Нужно тщательно следить за распределением веса, — настойчиво убеждал ее он. — Если обломок хоть немного накренится, мы точно свалимся — нам совершенно не за что уцепиться. Ты понимаешь, насколько это важно?

Но девушка в ответ только передернула плечами.

Нат абсолютно не представлял, что с ними будет дальше и что им следовало предпринять. В какое-то мгновение он подумал: хорошо бы быть похожим на героев всяких приключенческих романов, которых не могут сломить никакие катастрофы и у которых всегда есть наготове план спасения.

«Если пойдет дождь, — решил он, — я смогу собрать немного воды, расстелив на поверхности что-нибудь из одежды. Конечно, если вода не будет чересчур насыщена известняком… в противном случае пить ее нельзя, иначе она превратится в камень прямо в желудке и разорвет нам внутренности».

Оставалась еще проблема с едой. Сумеет ли он изловить какую-нибудь птицу? Вряд ли… Никакого оружия у него не было, а справиться с альбатросом не так-то просто. Если он раздразнит их своими попытками, эти твари могут всерьез разозлиться, и тогда ему и Сигрид несдобровать.

Юноша вздохнул. Положение и впрямь оказалось отчаянным.

С наступлением темноты он растянулся посредине «плота» и предложил Сигрид последовать его примеру. Девушка отозвалась с негодующим фырканьем, но в конце концов улеглась рядом. Так они и лежали долгое время, молча, с открытыми глазами, тщетно вглядываясь в окружающий сумрак. Нат боялся уснуть, одолеваемый тревожными мыслями. А вдруг Сигрид воспользуется тем, что он заснул, и спихнет его в пустоту… Она держалась так враждебно, что он и в самом деле думал, что она способна на подобное. С тех пор, как она стала принимать волшебные пилюли Мастраццы, ее поведение стало для него загадкой, словно вся прежняя личность девушки куда-то исчезла и вместо нее появилась новая — незнакомая, непредсказуемая. Интересно, станет она когда-нибудь снова нормальной?

В конце концов он забылся сном. Вопреки его опасениям, девушка не сделала попыток убить его, и он очнулся с первыми лучами рассвета, чувствуя себя страшно замерзшим. Сигрид дремала рядом, прижавшись к его боку, и тоже стучала зубами от холода.

Чуть позже она встрепенулась, будто стряхивая с себя наваждение, и Нату стало ясно, что она наконец вынырнула из колдовского дурмана, в котором Мастрацца продержал ее все путешествие. Примерно час она просидела с озадаченным видом, стараясь осмыслить, что же с ней произошло. Судя по всему, это оказалось непростым делом.

— Прости меня, — сказала она затем с тяжелым вздохом. — Кажется, я вела себя как последняя мерзавка, верно?

— Ты не отвечала за свои действия, — утешающе кивнул ей Нат. — Это все дело рук того гнусного колдунишки. Он днями напролет опаивал тебя наркотиками, так что ты уже не различала, где сон, где явь.

Ему было бы приятно услышать, как Сигрид в присущей ей манере осыпала бы колдуна яростной бранью, но она промолчала, как будто вовсе и не злилась на Мастраццу за то, что он так подло ею пользовался. Ната это порядком огорчило.

День не принес никаких улучшений в их бедственном положении. Голод и жажда уже стали мучительны. Мраморный обломок по-прежнему летел по воле воздушных течений — послушная игрушка морских ураганов.

— Очень есть хочется, — нарушила молчание Сигрид. — Сил нет терпеть.

— Я знаю, — отозвался юноша, — у меня тоже живот подводит. Увы, тут уж ничего не поделаешь.

— Почему же… у меня в кармане еще осталось достаточно пилюль… Если принять одну, появится ощущение, что ты сытно поел.

— Ты же сама понимаешь, что это только иллюзия.

— Возможно, зато мы перестанем мучиться.

Нат заколебался. Такой выход из положения совсем ему не нравился, но муки голода становились совсем уж нестерпимыми.

— Ладно, — сдался он, — давай попробуем.

Сигрид извлекла из кармана изящную перламутровую бонбоньерку, доверху наполненную голубыми пилюлями. Одну она положила на ладонь Нату, а вторую сунула в рот.

— А теперь, — сказала она, — ты должен сосредоточиться и подумать о том, чего бы тебе больше всего хотелось съесть. Если сумеешь представить себе эти кушанья как можно подробнее, то скоро ощутишь их вкус.

И она с улыбкой прикрыла глаза, отбывая в страну собственных мечтаний. Нат застыл в нерешительности. У него даже мелькнуло желание выбросить пилюлю, но собственный желудок отчаянно запротестовал. Тогда он положил пилюлю на язык, зажмурился и попытался представить себе стол, ломящийся от разнообразных блюд. К его удивлению, эти фантазии почти сразу утратили свою иллюзорность, и он почувствовал аппетитнейший запах жареных цыплят и бараньей ножки… Рот наполнился слюной, и, сам того не сознавая, он принялся жевать с пустым ртом, упиваясь соком воображаемых яств.

Как же это было вкусно! Никогда в жизни он не ел ничего подобного! Трепеща от вожделения, он целиком погрузился в сладостный мираж, запуская руки по локоть в жирные пряные соусы и подливы. От дивных ароматов кружилась голова. Ему казалось, что он мог бы объедаться так дни напролет, не насыщаясь. Он проглотил уже килограммов тридцать, а то и сорок воображаемых нежных, сочных бифштексов… случись такое в реальности, у него бы уже давно лопнул желудок, но в том-то и дело, что ощущаемое им наслаждение оставалось миражом… Он хватал один за другим кубки с терпким хмельным вином и опустошал их большими глотками. Сполна насладившись мясом, он пожелал перейти к сладкому, и воображаемый стол тут же заполнился тортами, пирожными, воздушными кремами, цукатами и конфитюрами, в которые он весело запускал руки, отправляя в рот пригоршни сладостей и облизывая липкие пальцы.

Это фантастическое пиршество длилось часа четыре, затем запахи и вкусовые ощущения померкли и притупились, кушанья утратили соблазнительность… в конце ему уже казалось, будто он жует безвкусный картон. Вынырнув из грезы, он еще некоторое время потирал челюсти, нывшие после многочасового жевания впустую.