Алекс Извозчиков - Хуторянин (Лишний 1) (СИ)

— Все-все, вижу, ты послушная и хорошая. Рассказывай, что там и как. Начни с муженька.

«Мне этот козел еще нужен. Хутор-то царь-батюшка-король-королевич, ампиратор наш нев… непобедимый жаловал этой семейке, три ероя, однако. Ну, а коль одной семьей живут, то все три пая в лапах тупой сволочи Грига. Вот ведь положение, он у меня в подвале, а толку… Бандитские девяностые, где вы…»

— Живой. Ни рукой, ни ногой пока не шевелит и сам слабее зайца, а так, жив… пока. Гретта сказала, что жар спал и рана чистая. Остальные, те совсем оклемались. Жрать только просят.

— Не сдохнут, — он внимательно посмотрел на Зиту и решил не крутить, — кто железяки мужикам подкинул, я знаю. Твой крысеныш жив пока не высовывается и пока ты мне нужна. Бди, если что, с кольями возиться не буду, всех в одну могилку положу. И живых, и не очень.

Зита побелела, лицо превратилось в маску. Алекс помолчал и продолжил отрывисто, сухо:

— Цена крысёнышу грош… На Осенней ярмарке продам. Если доживёт.

Зита вскинулась, но сказать ничего не успела.

— Цыц! Не с рабского помоста, в наемники. Им молодое мясо нужно, а он, коль на убой не хочет, сам о себе пусть заботится… Ты ему объясни, что такая сопля долго не живет и никому не нужна. Так… щит на ножках. Мне его жизнь тоже… Кроме себя и тебя, кому он сдался. Пусть готовится, мешать не буду, но и помощи халявной не дождётся. Своя башка, она не только для красоты…

Разом постаревшая женщина подняла заплаканные глаза. Алекс встал и отошел к мутному окну. Просто сбежал от этого взгляда.

— Сегодня и завтра обрить и вымыть до скрипа всех кроме старших мужиков. Отдрайте дома и устраивайтесь в боковых. Хватит амбарной жизни. Со мной в доме остаются Едек и Рина. С остальным разберетесь, но за грязь и ту живность, что за собой в тюфяках или волосах притащите пороть буду нещадно. Тебя первую. У Гретты с Лизой своих дел… а с тебя общий спрос.

Подошел, по привычке попытался запустить пальцы в шевелюру, но лишь скользнул по мягкому ежику. Зита внезапно обхватила его ноги, прижалась лицом, вжалась всем телом и лишь через десяток секунд уронив руки, подняла совершенно сухое лицо с красными глазами:

— Спасибо, хозяин.

Отвернулся.

— Розги не экономь, но и имущество не порть. Вдруг продавать надумаю, а за живой товар с драными шкурами много не дадут, — вернулся на кровать. Устроился поудобнее.

— Пошла вон. Меня по мелочам не теребите, но и спрашивать, ежели что, не стесняйтесь. Пока сам не спросил…

21.04.3003 год от Явления Богини. Хутор

Настроение взлетело словно на «Русских горках». Отдыхаем! Мысли завтра, работа завтра, заботы завтра, а сегодня, меньше, чем через час, он залезет в парилку первой на всем Аренге русской бани! Прогрессоры рулят!

На шум приоткрылась дверь в раздевалку и сунулась мордочка Едека, потом раздался его протестующий писк и пацана сменила Рина. Чуть помедлив, она решительно шагнула вперед и закрыла дверь перед носом верного ординарца хозяина. Нет, точно умничка! В руках поднос со знакомым кувшинчиком и чем-то явно не из постоянного меню. Быстро поставила подносик на стол, скользнула мимо хозяина к печке, опустилась на колени, да не абы как, а чуть сбоку, чтоб и огонь от Алекса не закрыть и профилем своим, с совсем не детской грудью, дать полюбоваться, аккуратно пошурудила, подкинула пару полешек, оглянулась на хозяина и уловив пожелание, оставила печь открытой. Не камин конечно, но все равно, открытый огонь это здорово.

Алекс и не заметил как она исчезла, только ощутил, мягкие губы легким поцелуем коснувшиеся подъема правой ступни. Миг и девочка вновь перед ним, стоя на коленях осторожно протягивает запотевшую от холода кружку с ягодно-травяным отваром. В глазах ожидание и легкий испуг, если не угадала, этой самой кружкой можно и по морде лица схлопотать, а под настроение так огрести, что и розги медом покажутся. Тем более, те самые розги в дальнем углу стоят, свежие ивовые прутья очищенные от коры, в мизинец толщиной. Рина их не видит, но все о них знает. Сама готовила, сама принесла, сама ставила, да не просто так, а в высокий горшок с водой, чтобы не высохли как можно дольше.

Угадала. Хозяин принял отвар, еще и левой рукой слегка придавил плечо девушки. Довольная, она мягко опустилась на пол и удобно устроилась свернувшись калачиком у ноги Чужака.

«Нравится? Самому с собой кокетничать смешно. Конечно нравится. И девочка нравится, и то, что ластится к тебе, и то, что ноги целует. Она не пресмыкается и не унижается, просто знает свое место, здесь так принято. И как мне кажется на Земле было что-то подобное. Это святошам[45] да родителям[46] руку благословляющую да воспитывающую лобзают, у Хозяина целуют землю перед ногами, ведь раб лишь пыль и грязь под его стопами. Я Зиту подробно расспрашивал после незабвенной «встречи в поводках». И она на любой вопрос наизнанку вывернутся готова была. Хотя баба не простая… Ну не поместится в голове обычной крестьянки столько не нужного в ее простой, как мычание, жизни. Крестьянка думает не так и не о том. Ладно, быстро только мышки плодятся, поделится еще, она итак рассказала столько, что мозги горячие как процессор у перегруженного компа.

Тело хозяина неприкосновенно, то-то Гретта в лесу шуганулась. Позволение целовать ноги, уже бо-о-ольшая милость, признак благоволения. Обычно-то землю целуют… О руке и упоминать не стоит, равнять раба и младших родственников ни один дурак не будет. В средневековом обществе рамки статуса незыблимы, каждый живет на своей ступеньке, у благородных своя лесенка, у простолюдинов своя и ползти по ней ох как не просто, к благородным же лифт проектом и сметой не предусмотрен, а если перепрыгнуть посчастливится, вполне может случиться смертельное головокружение, все же чудо достойное самой Богини. Это только бушковский Сварог мог дворянство словно пряник подарить[47].

Место раба в этакой интерпретации — бетонный подвал с отвесными стенами, ходы копать и прыгать бесполезно, взлететь разве что, но это все туда же, к… Богине.»

Насколько же все здесь проще и страшнее чем на Земле.

Алекс встряхнулся, потянулся окончательно приходя в себя, смачно зевнул, выворачивая челюсть, в ногах зашебуршилась Рина. Когда пасть захлопнулась, его глаза поймали ждущий взгляд рабыни. Надеялась девочка, надеялась. Вот только возраст… месяц назад ей исполнилось четырнадцать лет. Местных. И в мозгу несчастной жертвы эпохи цифр красным шаром запульсировал сигнал «STOP». И как отрезало, вполне развитое по любым меркам тело девчонки и ее нескрываемое, жадное ожидание положения не спасало. И голышом он ее видел, да не раз и не мельком, и не только ее, и в руках держал, но чувствовал себя как… старший вожатый пионерского лагеря советских времен. Нет, случалось и тогда, что прыщавые юнцы из старших отрядов, а то и вожатые-старшеклассники трахали столь же озабоченных малолеток, гормоны штука серьезная, допуски у природы туды-сюды немаленькие, но нормальный мужик тем от недопеска и отличается, что мозги и тело сам контролирует и живет головой, не головкой. А потому — максимальная реакция: «брысь, сучка малолетняя» и шлепок по заднице, да не игривый, а чтоб края увидела, они ведь не только у стакана есть. И неважно в трусах та задница, стрингах, или совсем даже голая. Набоков конечно писатель гениальный, но увы не мужик. Адольф, например, тоже очень умной сволочью был, все наши генсеки-президенты после Сталина, явно категорией пожиже, но ведь не «строить же жизнь с милашки камрада Шикльгрубера…»[48] Должно что-то и мозги в узде держать.