Владимир Васильев - Ведьмак из Большого Киева

Бросок. Кошка намертво зацепилась за планшир. Плот резко дернуло и потащило за броненосцем. Вахмистр набросил на броненосец вторую веревку с кошкой.

В тот же миг где-то над головами оглушительно бухнула пушка, и на месте второго плота вздыбилась вода. Резануло по ушам. И еще тонко вскрикнула Иней. До сих пор — молчала и держалась. А теперь — не выдержала.

Второй плот перестал существовать. И все, кто на нем был, — тоже. Броненосец отнял у них жизнь. Тупая железная громадина не ведала жалости и не ценила жизнь.

Пард до боли стиснул зубы.

По веревкам, упираясь ногами в металлический борт, уже взбирались крепкие гномы Бюскермолен и Роелофсен, привычные к лазанию по отвесным склонам. Броненосец, чуявший рядом с собой чужаков, увеличил скорость. Плот прыгал с волны на волну, волочился за броненосцем, колотил по воде плоским резиновым брюхом. Брызги то и дело окатывали всех, кто уцелел в этой мясорубке.

Г номы спустили к плоту еще пару веревок. Вольво долго ловил одну из них, колыхавшуюся на ветру.

Пард толком не запомнил, как лез наверх. На броненосец. Кажется, ему помогали, подтягивали. Но Пард все-таки каким-то чудом не сорвался и не полетел в море, а добрался до самого верха, перевалился через борт на холодную железную палубу. Даже сумку с компьютером и бинокль он умудрился не выронить. В голове сразу стало гулко и пусто. А силы куда-то подевались.

Зато он все же запомнил, как, лязгнув, сорвалась кошка, и Вахмистр со сдавленным криком ухнул в море, и как, швырнув все из рук на палубу, ринулся вдоль борта Иланд. Запомнил, как всхлипывала Иней, уткнувшись Парду в плечо. Запомнил, как перхал и кашлял наглотавшийся воды Зеппелин. И как зло пнул палубу броненосца всегда сдержанный вирг Вольво.

Система нанесла сокрушительный удар; атаковала, несмотря на то что они находились далеко за пределами Большого Киева. Удар, после которого команда Техника могла уже и не оправиться.

Обессиленные и продрогшие, они растянулись на отдающей холодом палубе дикого броненосца. А тот быстро уходил на юго-запад, и следом за ним спешили еще два серых стальных чудища.

Если Пард не ошибался, остров Крым оставался много восточнее.

26

Тиричмир-Конгур

Южная ночь висела над морем; россыпь изумительно ярких звезд украшала небо, и Парду, горожанину, казалось, что звезд раз в десять больше, чем видно из Большого Киева. Умом-то он понимал, что виной всему темень ночи. Неразбавленная свечением городских огней первозданная темнота. Поэтому видны даже слабенькие и малые звезды, а уж яркие сияют так, что и подслеповатые людские глаза приходится щурить. Да еще и серпик луны…

Все спасшиеся с «Гелиодора» долго-долго сидели у самого борта броненосца. Молча. Подавленные и разбитые. Пард не знал, сколько прошло времени — час, или два, или больше. Ночь свалилась с небес мгновенно, словно кто-то из неведомых титанов, выполняя формулу ночи, щелкнул там, наверху, гигантским выключателем. Парда захлестнула усталость и непонятное апатичное равнодушие. Хотелось только одного — лечь и закрыть глаза.

Так они и молчали все, сколько осталось. Кто сидел, привалившись спиной к борту, кто лежал, как Пард. Броненосец малым ходом неустанно шел на юго-запад.

И как всегда бывает в любой команде, нашелся кто-то, кто не сломался даже в, казалось бы, полностью безнадежный момент. Кто попытался расшевелить всех.

— Так, — мрачно, но решительно сказал Вольво. Его голос невозможно было спутать ни с чьим. — Сколько нас осталось?

Пард открыл глаза и сел. Звезды и луна сияли так ярко, что даже в ночи он прекрасно видел всех, кто находился рядом.

Вольво и Иней. Гонза. Сам Пард. Оцепеневший эльф Иланд. Сидящие на корточках гномы и хольфинги. Зеппелин. И Вася-«Секс».

— Одиннадцать. Одиннадцать живых, — сосчитал Бюскермолен. — Не так уж и мало.

— Одиннадцать живых, — эхом повторил Вольво. — И чтобы остаться живыми, нужно пошевелить мозгами.

Он на миг умолк, перебирая мысли, как четки.

— Первое. У нас нет еды. И, что хуже, нет пресной воды.

Орк Вася, как на школьном уроке, поднял руку. Вольво обратил лицо к нему.

— Говори!

— Если здесь есть опреснитель, как на малых судах, я смогу его запустить, — сказал Вася-одессит. — Я знаю нужные формулы. Я когда-то в порту работал.

— Может быть, ты знаешь устройство броненосца? Хотя бы в общих чертах?

— Нет, — сокрушенно вздохнул Вася. — Не знаю. Но если увижу что-нибудь знакомое, я немедленно сообщу.

— Без воды мы долго не протянем, — мрачно сказал Зеппелин.

— А плот? — сообразил Гонза. — На плоту ведь должны быть припасы. И пища, и вода.

Сразу двое — Зеппелин и Роелофсен — вскочили и перегнулись через борт.

— Я перерезал веревки, — ровным голосом сказал Иланд. — Когда Вахмистр упал в воду. Может быть, он сумеет спастись на плоту.

Никто не проронил ни слова. Не прозвучало ни одного упрека эльфу, который в попытке спасти друга обрек на смерть остальных.

— Стоп! — осенило вдруг Парда. — Здесь, на броненосце, тоже ведь должны быть спасательные плоты! Даже не один — несколько. Надо только их надуть и добраться до припасов!

Мысль была очевидной и скорее всего верной. Продолговатые коконы упакованных плотов всегда жались к бортам любых судов, хоть диких, хоть прирученных. И чем больше судно размером, тем больше на нем этих коконов. А на плотах всегда бывает аварийный запас пищи и воды.

Зеппелин и Роелофсен метнулись вдоль борта к корме. Уже метрах в пятнадцати они наткнулись на первый кокон. Зеппелин немедленно рванул за тревожный фал, и ночную тишину разогнал свист сжатого воздуха. Кокон проклюнулся и стал постепенно превращаться в спасательный плот.

Он рос минуты три. И оказался размером чуть не вчетверо крупнее, чем его собрат с «Гелиодора». Кажется, плот был несказанно удивлен, что его разбудили и освободили на палубе, а не сбросили предварительно за борт. Полувирг, оба гнома и хольфинги перепрыгнули через пузатый, наполненный воздухом поребрик и стали лихорадочно искать вход в склад-камеру. Остальные, разом сбросив недавнюю апатию, столпились рядом и нетерпеливо вытягивали шеи. Пард в темноте видел неважно, иначе сам бы сунулся помогать в поисках. Пока сидел у борта, казалось, что луна светит достаточно ярко, а как дошло до дела — выяснилось, что света все равно мало. Эх, людские глаза… Гонза вон все видит, невзирая на темень. Ну как не позавидовать ему и остальным? И живут долго, и видят лучше… Одно расстройство, словом.

— Есть! — наконец воскликнул Беленький и дернул за скрученный в кольцо фал, вскрывая камеру. — Есть!