Александр Мазин - Язычник

Славка снял шлем, отодрал лоскут от рубахи одного из убитых (мертвый не обидится), вымазал в крови, лицо тоже разукрасил красным, замотал нижнюю часть лица и голову, снова надел шлем. Теперь никто не придерется к его выговору. И не узнает. Славка оглянулся, выискивая место, где можно на время укрыться… И тут он вспомнил про Рогнеду…

…И все переменилось.

Бросить ее – бесчестье.

Попробовать уйти вместе?

Славка понимал, что это почти невозможно. Раненый воин-скандинав не привлечет ничьего внимания, а раненый воин с красивой девкой – это совсем другое дело. Девка – это добыча, которую можно отнять. Или – разделить. Как уйти – с Рогнедой, Славка не представлял. Но решил об этом пока не думать. Сначала княжну надо найти.

Славка бросился по коридору к девичьим покоям. Обычно у входа караулили княжьи отроки. Сейчас у распахнутых дверей лежала мертвая девка со стрелой в шее. Должно быть, через окно достали. И караулить было некого. Горницы княжны и ее челяди были пусты. Наверное, попрятались девки. И где теперь искать княжну? Это в киевском тереме Славка каждый уголок знал, а тут… Может, внизу?

Славка кинулся вниз по лестнице… И угодил в самое пекло.

В большой княжьей трапезной шел лютый бой. Десятка два полочан держали главные двери, но викингов это не остановило. Они вышибали оконные переплеты, протискивались в окна верхнего яруса, метали копья в узкие щели нижнего…

Славка был еще на лестнице, когда здоровенный скандинав рухнул сверху, прямо на голову Славке. Тот сумел извернуться, хлестнул саблей. Достал, но удар пошел вскользь. Клинок только взвизгнул по панцирным пластинам. Скандинав махнул топором. Славка прыгнул вниз, сразу через три ступеньки. Викинг – за ним, таким же длинным прыжком. Славка ушел в сторону… Увидел краем глаза, как его противника взял на клинок кто-то из полоцких… И поймал могучий удар щитом от оказавшегося в опасной близости нурмана. Славку отбросило на стену. Нурман ринулся следом… Взять, однако, не смог. Славка пнул ему под ноги лавку, викинг через лавку ловко перемахнул… И Славка, уклоняясь, чиркнул-таки саблей по толстой ножище. Кожаные штаны – слабая защита против «Дамаска». Кровь брызнула на Славкин панцирь, а викинг в пылу битвы даже не заметил раны. Приземлился, развернулся… И тут вспоротая до кости нога подвела. Подогнулась. Добить его Славка не успел. Еще один викинг метнул топор. Славка отпрыгнул, и топор с хрустом вошел в тесаное бревно стены. Но сам Славка оказался в углу и понял: конец. Сразу трое нурманов надвинулись на него. В тесноте угла Славка мог только умереть с честью. Не дай Бог попасться к викингам живым!

Взмах сабли… И клинок увяз в дереве щита. Скандинав дернул – и рукоять вывернулась из пальцев руки. Два других нурмана насели, зажимая Славку щитами. Славка рванулся из последних сил, выдернул из кармашка засапожный нож… Мозолистая лапа перехватила запястье, обушок топора достал по затылку, и Славка потерял сознание.

Очнулся Славка уже без доспехов, со скрученными за спиной руками и гудящей головой.

Один взгляд – и сразу стало ясно. Бой окончен. Полоцкий кремль пал.

В зале хозяйничали вои Владимира. Обдирали мертвых, добивали раненых.

Сам победитель с важным видом восседал на высоком месте полоцкого князя и о чем-то беседовал со своим пестуном и воеводой. Доспехи Владимира были забрызганы кровью, хотя вряд ли это была его кровь. А вот кисть Добрыни Малковича перевязана платком, но, похоже, рана не из тяжелых.

Вокруг Владимира и Добрыни стояли дружинные гридни. Немного. Десятка полтора, зато – матерые. Мрачно посматривали на мародерствующих скандинавов. Завидовали.

Владимир закончил беседу с воеводой, выпрямился в высоком княжеском кресле, выкрикнул зычно:

– Роговолта ко мне!

На краткий миг в Славке пробудилась надежда. Владимир пощадил полоцкого князя. Может, хочет договориться?

Надежда проснулась… И умерла, когда он увидел Роговолта.

Полоцкого князя, ободранного дочиста, в одной нательной рубахе, изорванной и бурой от крови, волоком подтащили к помосту и бросили на пол.

Владимир некоторое время наслаждался видом поверженного противника, потом скомандовал коротко:

– На ноги его!

Гридни грубо ухватили старого варяга, подняли, удерживая: сам стоять полоцкий князь не мог.

– Что, старый, худо тебе? – обманчиво мягким голосом проговорил Владимир. – А кабы не глупость твоя гордая да упрямство, могли бы и породниться. Жалеешь небось?

Вместо ответа Роговолт плюнул ему под ноги.

Один из гридней ударил князя по лицу. Голова Роговолта дернулась и повисла.

– На меня смотреть! – прошипел Владимир.

Роговолта ухватили за седой чуб, заставили поднять голову.

– Хотел я твою дочь Рогнедку честной женой взять, старый, – с холодной усмешкой процедил Владимир. – Да теперь – передумал. Не будет дочка твоя женой, а будет моей постельной девкой. Холопкой. И внуки твои, старик, не княжичами будут, а рабичичами. Ты доволен, старик?

– Велик был твой отец Святослав, – прохрипел Роговолт. – Жаль, не в него ты удался. Ублюдок и есть ублюдок. А теперь убей меня. Довольно скоморошествовать.

Гримаса бешенства исказила красивое лицо Владимира. Но он сдержался:

– Скоморошествовать, говоришь? Что ж, старик, я тебя сейчас повеселю. Сигурд!

– Я, мой конунг! – Нурманский ярл выдвинулся вперед.

– Возьми этого старого пса…

Тут Добрыня наклонился к Владимиру, прошептал что-то на ухо.

– А ведь верно! – оживился незаконный сын Святослава. – Погоди, Сигурд, не трогай его. Сначала потешим гордого князя Роговолта. Дадим ему в последний раз на родичей своих поглядеть. Эй, Лунд, Квельдульв, волоките сюда сынков старика. И… – Владимир сделал паузу, с удовольствием глядя на напрягшееся лицо полоцкого князя. – Дочку его любимую, Рогнедушку. Что, старый, волком смотришь? Все еще не пожалел, что сватов моих выгнал?

Когда гридь привела Рогнеду, Славка в бессильной ярости заскрипел зубами. Стороживший его нурман покосился на пленника, но делать ничего не стал: связан Славка был умело и надежно.

Вои Владимира подтащили княжну к своему князю, бросили перед ним на колени.

Владимир ухватил Рогнеду за растрепанные волосы, запрокинул ей голову. Лицо княжны было вымазано сажей, как у запечной девки, но одежка дорогая, бархат с аксамитом, – выдавала.

Владимир пальцем поддел застежку Рогнедина плаща, сорвал его и бросил на забрызганный кровью княжий помост.

– Что ж ты личико свое красное так замарала? – спросил он насмешливо. – Готовишься к участи печной девки? Видишь, старый? – крикнул он Роговолту. – Дочка твоя сама себя в холопки посвятила. Скажи, чем умыть тебя, красна девица? Водицей колодезной или кровушкой братьев твоих?