Екатерина Казакова - Наследники Скорби

Он смотрел на нее тяжелым ненавидящим взглядом.

— Еще что скажешь?

Девушка пожала плечами и отвернулась.

— Я не заставляю.

Это был первый их разговор за два дня странствия. Молчание истомило Лесану. Да только колдун словно воды в рот набрал. Она исподволь наблюдала за ним и теперь уже недоумевала, как могла по возвращении в Цитадель, тогда, на конюшне, перепутать его с Донатосом. А через миг сама же отмечала, сколь сильно Тамир похож на наставника. Настолько, что иной раз у спутницы по спине пробегал холодок — блазнилось, будто Донатос рядом во плоти.

На ночлег они обустраивались каждый в своем обережном круге и не перекидывались даже парой слов. Лесана привыкла к неразговорчивости Клесха, но молчание Тамира действовало на нее гнетуще. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, однако наталкивалась на все то же молчание, потому отступилась.

Через сутки путники выехали из чащи в луга Поречья. Здесь было рукой подать до старицы Радокши, которая разливалась каждую весну и до самого пролетья стояла водицей в низинах. Фирюсиха жалась к лесу, куда вода не доходила, а на заливных лугах пасли скотину, собирали землянику, в затоне же ловили рыбу. Места эти были б и вовсе хорошие, да только сыро, а потому гнус роился едва не до осени, да еще и гадюки кишмя кишели.

Деревню обережники увидели сразу же, и поняли, что ничего хорошего там не найдут — ворота покачивались на ветру, но ни людских голосов, ни даже квохтанья кур не доносилось.

Когда же стали подъезжать к поселению, лошади забеспокоились, почувствовав кровь, а в распахнутые ворота стали видны черные лужи и распростертые, изорванные, погрызенные тела.

Тамир пошел по дворам считать убитых. Лесана осталась глядеть обережную черту, резы на стенах тына, подранные когтями вереи. Первая сожранная деревня на их пути… И, верно, будут еще.

Девушка оставила лошадей у ворот и направилась к дому старосты, обходя трупы с роящимися над ними мухами. В убитых можно было с трудом угадать людей: детей, женщин, мужчин, стариков — изглоданных, с разорванными животами и шеями. Волки резали, по всему видно, не ради еды, а одурев от крови. Младенчика одного и вовсе разнесли по всей деревне, трепали крохотное тельце, подбрасывая и волоча.

В горле стоял ком. Что, обережница, стыд не соль — глаза не ест? Гляди. Во все глаза гляди. Ты-то вот, живая. Ходишь тут. А люди, которых защищать должна бы — вот они. Не люди уже, мяса куски. Смотри. Запоминай.

И она смотрела. И запоминала. Потому что впереди ждали разоренные Лущаны, а оттуда рукой подать до Вестимцев, где Эльха и Клёна. Живы ль? Страшно было даже помыслить иное. И Лесана не стала, к тому же добавились ей другие думы, ибо на воротах старостиного дома…

— Тамир… — тихо-тихо позвала она, но в звенящей тишине колдун услышал.

— Что?

Подошел и присвистнул, глядя на сороку, прибитую за крылья к тесовой створке. Лапы вестницы в насмешку были обмотаны шнурком с деревянным оберегом.

Наузник тронул гладкий деревянный язычок и сказал:

— От волколачьего Зова заговорен. Никого в живых не оставили. Даже скотину всю загрызли…

Лесана подцепила ножом шляпки гвоздей, и те с противным скрежетом подались. Сорока упала на землю. Колдун продолжил:

— До ночи буду их упокаивать. Не стой столбом, идем, стащим тела в крайнюю избу. Обряд проведу, чтобы не встали, да…

В этот миг обережница стиснула его локоть, и колдун осекся. Приученный подчиняться ратоборцу, наузник замолчал и напрягся, глядя на спутницу. Та замерла, обводя глазами деревню и прислушиваясь, а потом шагнула в сторону, одним слитным движением вытянула из притороченных за спиной ножен меч и медленно двинулась по улице.

Колдун смотрел ей вслед и не двигался. Ждал, когда махнет рукой, показывая, что опасности нет. Однако она не спешила, беззвучно ступала по залитой кровью земле, и столько скрытой силы таилось в каждом движении, что Тамир на миг залюбовался. С чего он решил тогда, в покоях Главы, будто она стала похожей на парня? Да, худая, да, жилистая, но в походке и повадке до сих пор проглядывают девичья плавность и легкость.

Лошади у ворот захрапели. Лесана подобралась для прыжка. В тени дровяника окраинного дома что-то шевельнулось. Обережница перехватила рукоять меча, но в этот миг сдавленный голос попросил:

— Не губи… сам выйду.

Девушка замерла, и на свет выступил парень. Он был одного с ней роста, в простой рубахе, видавших виды штанах с заплатками и стоптанных сапогах. Длинные русые волосы собраны в хвост на затылке, а в руках — туго набитый узел.

— Поставь на землю, — приказала Лесана.

Он подчинился.

— Не губи…

— Ты откуда? — Она вернула меч в ножны.

— С Унара… — Он виновато опустил глаза, стараясь незаметно отодвинуть ногой узел.

— С Унара?

— Ага.

Тамир наблюдал, не вмешиваясь.

— Почто пришел?

— Дак стрый у меня тут… вот, нынче приехал, а вона чего…

— В узле что?

Парень покраснел.

— Так… барахло…

— Ах, барахло… — протянула обрежница.

Незнакомец попятился, оправдываясь:

— Дык, стрыю уж не пригодится, а я взял-то… сапоги да холстов несколько…

— И не побоялся? — негромко спросил колдун.

Парень стрельнул на него светло-карими глазами, в которых отразились испуг и досада:

— Да чего их бояться? Мертвые ж! И солнце в зените.

— Солнце в зените, — кивнула Лесана, а Тамир отметил про себя, как незаметно она подбирается к вору.

— Как звать тебя? — спросил наузник, чтобы отвлечь парня от обережницы.

— Белян, — ответил тот, краем глаза косясь на девушку.

— А где, Белян, лошадь твоя? Или ты с Унара пятнадцать верст пёхом шел? — спросила вдруг Лесана.

В этот миг Белян повел глазами, ставшими мертвенно-белыми, без проблеска зрачка, и прыгнул в сторону. Лесана стремительной тенью метнулась следом, в воздухе коротко свистнул нож. Тамир не успел толком понять, что случилось — вспышка зеленого света ослепила, но тело отозвалось быстрее рассудка — колдун оглушительно свистнул, поднимая стоящего у ворот Ярка на дыбы.

Белян прянул от копыт, а в следующий миг на него налетела обережница, несколькими ударами вбила беглеца в пыль, приложив Даром, и уселась сверху, сноровисто обматывая заломленные руки веревкой.

Тамир подошел к хрипящему парню. Лесанин нож торчал у него в бедре, но все равно пленник бился и рычал, пытаясь вырваться.

— А ну, тихо! — девушка схватила Беляна за волосы и приложила лбом об землю. — Ишь, дергается.

Ярко и Зюля тревожно гарцевали поодаль, однако привыкшие к запаху Ходящих и трупной вони, с повода не рвались. Колдун успокоил лошадей и повернулся к спутнице: