Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

Он перекрестился.

— Я молю Господа, чтобы он дал нам победу!

Я посмотрел на него критически.

— Да? А Господь смотрит на тебя и думает: возьмет ли он победу или же будет ждать, когда я ему дам сам?

Его нежные щеки вспыхнули румянцем.

— Сэр Ричард! Я не в том смысле! Я в том, что все нам дает Господь.

— Сиг, — сказал я дружески, — Господь нам дал дивный сад и установил в нем законы. Как только человек их нарушил, Господь сказал: пошел отсюда вон и живи своим умом, если не слушаешь родителей. И больше помогать не буду, понял? Понял, ответил Адам. Так что с того времени мы сами по себе, а Господь не вмешивается. И все, что мы получаем, беды и радости — это наши заслуги и наши провалы. Господа винить не за что.

Его большие детские глаза наполнились укором.

— Сэр Ричард!.. Как это Господь не вмешивается?

Я покачал головой.

— Не вмешивается. Как бы нам ни хотелось в минуты упадка духа, в дни слабости и отчаяния.

— Но ведь молитвы…

— Дурость, — ответил я авторитетно. — Молитвы нужны нам самим, а не Господу. Он даже если бы очень-очень хотел помочь нам, но не может!

— Как… это…

— А вот так. Дал свободу воли. От всего, даже от себя. Потому может наказать человека, но заставить его сделать что-то против своей воли — не может!.. Может наслать потоп и всех уничтожить, но не может труса сделать храбрецом, урода — красавцем, дурака — умным… Потому будь крепок и взрослей.

— Ох…

Я сказал твердо:

— Скоро тебе самому придется утешать и поддерживать трепетных юношей, а то и просто слабых духом. А Господь… Он хоть и не вмешивается, но следит за нами. И то хорошо. А теперь иди и приготовься. Через час выдвигаемся. Бой будет тяжелый. На этот раз отступать не придется.

Он едва не подпрыгнул, глаза засветились счастьем.

— Сэр Ричард! Наконец-то!

— Чего ликуешь? — спроси я. — Многое весьма как-то. Решится, можно сказать. Да, в эту ночь.

Он вытащил меч из ножен, с чувством поцеловал лезвие.

— За победу!

— Ага, — сказал я с тоской, — за нее, родимую. Крылья бы пообрывал этой Нике!

Глава 4

Куда бы я ни шел, моментально подходят рыцари, в основном — верхнего звена, и всем видом выражают готовность сопровождать меня в виде свиты. Тем более что я постоянно лезу в опасные места, так гласят легенды, хотя на самом деле я человек осторожный, опасных мест всячески избегаю, это они сами ко мне лезут.

Доблестный граф Волсингейн, правая рука Боудеррии, заходил то справа, то слева, наконец спросил осторожно:

— Ваше величество, но ведь факелы… такого еще не было! Чтобы в бой идти с факелами. Может быть, мы все-таки с мечом и щитом, а факелы вручить оруженосцам?

— Хорошая идея, — одобрил я. — Вы далеко пойдете, граф!

Он сказал с сомнением:

— Но уж слишком как-то просто…

— Гениальность, — сказал я мудро, — в простоте! Еще говорят, на всякого мудреца довольно простоты.

Он смотрел все еще с сомнением, а я не стал объяснять снова еще и ему, что филигоны неразумны, что ими руководит инстинкт, для отважного рыцаря и волки очень разумны, а лисица хитрее всех людей на свете.

— Филигоны лучше нас во всем, — сказал я, — что знают. Единственное, что можем противопоставить…

— Ваше величество? — проговорил он, видя, что я запнулся и молчу достаточно долго.

— Противопоставить то, — сказал я медленно, — чего они не знают…

Он спросил осторожно:

— Но чего они не знают, если они такие…

И, не находя слов, он показал руками. Интеллигентный человек в принципе способен описать красоту женщины, не прибегая к жестам, но это не так наглядно, и вообще зачем себя ограничивать, существуют же языки жестов, звуков и даже запахов, не считая тактильных, потому граф показал руками, похрюкал и, вытаращив глаза, повоздевал их к небу.

— Да, — согласился я, — они, собственно, такие. Или почти. Благородный друг, но когда в прошлый раз на охоте прямо на вас мчался здоровенный вепрь…

Он воскликнул с восторгом:

— Вепрь? Да это был не вепрь, а даже не знаю какой вепрь! Это веприще! Веприный барон, а то и граф!

— Вот-вот, — сказал я. — Вы не стали встречать его грудь в грудь?..

— Ну да, — ответил он с неохотой, — он бы меня, как зайчика… Я отпрыгнул, а когда он помчался мимо, остановился и начал разворачиваться, я уже был готов и метнул копье в бок…

— С филигонами надо что-то подобное, — объяснил я. — Думайте все!.. Лоб в лоб не пройдет, филигоны еще те вепри. И думайте быстро! Если успеют наловить народу столько, сколько им нужно, то поднимутся в небо, где нам их не достать, а оттуда уже вспашут землю Плугом Великанов так, что горы сравняются с землей, а города исчезнут, как у нас исчезают под лемехом пахаря муравьиные холмики.

Рыцари грозно и недовольно загудели, на лице юного графа отразилось недоверие.

— Как это?.. Мы не можем погибнуть!

— Слушайте внимательно, — сказал я резко, — у моего величества нет времени повторять и разъяснять. У меня нет, ясно? Это должно быть ясно даже… Филигоны, так зовут это племя, не являются ни людьми, ни даже демонами. Хотя если кому-то удобно, считайте демонами… Да-да, поправлю себя на ходу, это такие особые демоны. Не наши! У этих нет колдовства, зато несокрушимая сила… точнее, сокрушающая, а насчет несокрушимости мы уже доказали, сокрушать можем. Хотя бы отдельных тварей…

Их напряженные лица чуть повеселели, кто-то выкрикнул что-то одобрительное.

— А так как Господь только человеку дал разум и свободу воли, — подчеркнул я, — то мы и воспользуемся своими возможностями весьма! Итак, что мы успели узнать?.. Филигоны, как вы уже поняли, почему-то опасаются или просто не любят соваться в леса.

— Почему? — спросил один из рыцарей.

Я ответил недовольно:

— Да какая нам разница? Мы воины, а не ученые-алхимики. Наверное, живут на ровной планете… в такой стране, в самом широком смыслепонимании. Там трава, если она есть, не выше колена.

Он сказал решительно:

— Ваше величество, таких стран не бывает!

— А бывают, — спросил я, — где люди с двумя головами?

Он изумился:

— Ну конечно!

— Так вот есть и с такой травой, — сказал я решительно, следуя его же логике, — потому им просто страшно, когда видят лес. В панике. Ну, пусть не в панике, не нужно принижать врага, а то наша победа будет не столь блистательна, однако у них при виде леса дрожь, как у сэра Рокгаллера, когда смотрит на худых и костлявых женщин. Даже, может быть, ужас, отвращение и безотчетный страх.