Бродяга. Копьё Света - Айон91
То, что сир Риат не святой — она знала, и убеждалась в этом каждый день. К порой жестокому, не слышащему мольбу других, к резкому на язык, себе на уме, с кучей скелетов в шкафу, к такому сиру Риату она привыкла. Но не к грешнику, который нарушил писание и заповедь Пресветлого. Такого поступка она простить не могла.
— А я и не настаиваю. Это мой выбор и мое видение мира, — вот и весь ответ Шэда на вопрос братьев Ситир, почему он не прости прощения за содеянное, не кается перед девой Света.
— Вы нарушили святой закон! — соизволила Жрица наконец-то выдать реплику в его сторону. Не повышая голос, лишь пронзая грудь Шадара своим серебряным взглядом, нефилим требовала покаяния. А еще ответа на вопрос: зачем?
— У меня на это были причины! — коротко и без подробностей.
На этом разговор должен был закончиться. Может быть, с кем-то другим да, после этих слов и закончился бы, но не в случае Жрицы. Ее настойчивость и воодушевляет, и бесит одновременно. Сейчас же она хотела знать, на каком основании сир Риат провел ритуал прощения? Что им в тот момент двигало? Ведь у каждого, как Шэд и сказал, свое видение мира. Она должна была услышать эту самую причину, по которой он так поступил, для того, чтобы:
— Чтобы защитить меня у алтаря Пресветлого, когда лезвие гильотины будет точить мою шею? — улыбка, кривая и полная иронии, как и смеющийся взгляд, заставили Жрицу чуть выпустить свою святую энергию, показывая, что и она способна покарать его за совершённый грех. Не дожидаясь верховного храмовника и его святой длани.
На святость высшего уровня все отреагировали по-разному. Этиор благоговейно опустил голову и прикрыл глаза, но при этом слегка улыбаясь. Братья Ситир впали в недоумении и ступор, не зная, что им делать и как быть. Почтенный Тинтр, переминаясь с ноги на ногу, прикрыв один глаз, все также призывал к миру и согласию. Ильтирим, незаметно для остальных, накрыл себя куполом и рунным барьером. Не хватало ему потревожить и так шаткое душевное состояние. Айон стоял подле Шэда и в ус не дул. Он выше девы Света уровнем. Особенно теперь, после перерождения и становления шаншэ. Ее свет ему ни по чем. А сам Князь, смотря в серебряные глаза, касаясь потоков святой энергии, сказал:
— Майнэ Жрица, давайте не будем усугублять. Последняя часть Копья почти в ваших руках, — голос мечника спокоен, как застоявшаяса в озере вода, вид расслаблен, он не боится кары небесной, а уж Жрицы тем более. Но вот взгляд. Стальной и жесткий, именно такой, как в тот самый день, когда от его клинка погибла почти дюжина благородных разбойнков. Пойдешь против такого Шэда Риата — назад пути не будет.
Да, он их защитник в Северных землях, у него с девой Сиринией договор, но договор письменный, не магический. Даже кровью и тот не закреплен. Лишь оговорен некой суммой золота в конце пути. А даже если и был бы магическим, кто его сможет из присутствующих остановить от расторжения посмертно? Никто.
Несомненно, Шэду нужны светлые. На некоторых из них у него были и пока что есть планы, поэтому он их защищал и планирует защищать еще какое-то время. По этой же причине он терпел всю дорогу выходки Этиора по отношению к себе. Не обращал внимания на мелкое воровство братьев Ситир. Не считал нужным напомнить почтенному Тинтру о законах торговли на территории чужого государства. И уже тем более не останавливал Жрицу от молебна и воздаяния почестей Пресветлому Владыке на главных улицах и оживленных трактах Северного государства. Делал вид, что не замечает.
Но не все длится постоянно. Терпению высшего дюра тоже есть предел. И он уже близко. Шэд стоит на грани расторжения договора. Посмертно. В одностороннем порядке. И он это сделает, как только светлые пойдут против него, направив оружие или магию. Тогда то договор и расторгнется.
— Объяснитесь, сир Риат! — требовала она, все-таки направив святой посох в грудь дюру, окутывая проводник магией. Безрассудный поступок и бесполезная попытка добраться до правды.
Делать это было глупостью с ее стороны. Жрица, направляя посох и магию против Шэда, кое о ком забыла. О сопровождающем его фамильяре. На угрозу светлого источника, пусть и приносящего вредя хозяину, отреагировала Нисса. Королева-кобра, стоило потоку светлой магии коснуться своими волнами тела хозяина, тут же проявилась и угрожающе зашипела, раскрыв капюшон. По земле, от высвобожденного холода и льда чешуйчатой Королевы, к ногам Жрицы потянулась корка льда.
— Миледи Сириния! Нет! — и призвал в защиту феникса, пропевшего свою огненную песню. — Риат, сволочь! — поток жаркого, южного огня пытался растопить лед Кобры. Но все единицы магии, вложенные в пламя, сгорели бесполезно.
У Этиора не было и шанса спасти леди Сиринию. Но он не сдавался, пытался огнем Феникса растопить лед Королевы-кобры, отдавая магию и энергию в этот огненный залп. Но увы. Феникс старался изо всех сил, но Королева даже не дрогнула. Как смотрела своими глазами-льдинками на Жрицу, так и смотрела. А все потому, что уровень у фамильяров разный, как и у самих владельцев. Лед змеи сильнее огня феникса, так как Шэд в разы сильнее Ариона. И полуифрит это понял:
— Простите, миледи, — произнес Этиор, отпуская феникса и падая на колени от бессилия и безнадеги, смотря на Жрицу с мольбой и просьбой отступить. Но она и не думала сдаваться. Посох в ее руке все также направлен в грудь Шадару, а взгляд требователен. Ей нужен ответ.
— Объясниться, говорите? — этот шепот, тихий и мурлыкающий, но при этом пробирающий ледяным страхом до самых костей, заставил руки девы Света дрогнуть, усомниться в намерении выбить ответ магией. Впервые в жизни ей стало страшно. Не только за окружающих, но за себя.
Она смотрела в глаза кобры и видела там свою смерть. По одному лишь мановению руки хозяина Нирисса заморозит врага до смерти. В этом дева Света не сомневалась, как и в том, что сир Риат отдаст такой приказ своей подчиненной, не задумываясь о последствиях. В этом весь Шэд. Расчетливый, действующий хладнокровно и по обстоятельствам.
В этом дева Сириния тоже убедилась, пока странствовала в его компании. На вид открытый и компанейский юноша, а на деле жестокий и не боящийся запачкать руки и сталь клинка молодой мужчина. Сердце его — кусок льда, а душа — непроглядная снежная пурга. Нет в его
