Дело скандальных ведьм (СИ) - Елисеева Валентина
Глава 26, в роли адвоката дьявола
Если вы не хотите, чтобы вас прямо в зале прилёта встречала делегация взбудораженных журналистов, тычущих микрофоны вам в лицо и так звонко выкрикивающих вопросы, что уши пытаются вытянуться и свернуть в трубочку, не беритесь за громкие дела! Особенно за те дела, по которым пресса уже вынесла свой однозначный общенародный вердикт, и теперь воспринимает защитника главной обвиняемой как собственного противника на ринге общественного мнения. И напирает со всех сторон, сдерживаемая лишь телохранителями, взявшими в круг впавшего в опалу адвоката.
– Мисс Мэнс, как вы ощущаете себя в роли «адвоката дьявола»*? – агрессивно наседали на Вэл справа.
– Вас заставили взяться за это дело? Как вы сами относитесь к своей подзащитной, стали бы защищать её по доброй воле? – наскакивали слева.
– Просочились слухи, вы питаете личную неприязнь к вашей подзащитной – данный факт не помешает вам добросовестно исполнить ваши обязанности в суде? – кричали прямо в лицо.
– Если вы впрямь питаете неприязнь к подзащитной, то по окончании процесса она сможет подать апелляцию на пересмотр дела по той причине, что ей назначили предубеждённого адвоката, намерено плохо защищавшего её в суде. Не опасаетесь, что не сможете тогда оправдаться? – доносилось со стороны затылка.
Вэл остановилась, поставила сумку на кафельный пол и приветливо помахала в камеры рукой. Как поучал на лекциях профессор юриспруденции: «Адвокат, не желающий остаться без клиентов, не может себе позволить грубить прессе и настраивать журналистов против себя». Показательно глубоко вдохнула, набрав полную грудь воздуха, и вокруг неё воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле уловимым раздражённым шипением настороженных вампиров-охранников.
– К своей подзащитной я отношусь так, как велит адвокатский долг, который я намерена исполнить в полной мере и на доступном мне уровне профессионализма, – с расстановкой ответила Вэл. – Искренне надеюсь, вопрос о недостаточной эффективности моих действий как защитника не возникнет из-за отсутствия повода поставить ребром этот вопрос. Принудить адвоката взяться вести какое-либо дело не может никто, это противоречит статьям конституции, у любого юриста всегда есть законное право на самоотвод. А то, что моя подзащитная заслуживает звание «дьявола», ещё нужно доказать. Пока высокий суд не вынес приговор, она имеет статус обвиняемой, но не обвинённой.
– Как вы намерены вести защиту в деле, в котором буквально все улики и показания свидетелей указывают на несомненную вину вашей подзащитной?
– Нет ничего более шаткого и ненадёжного, чем «несомненные улики и показания», – со спокойной уверенностью улыбнулась Вэл.
Присяжные заседатели будут выбраны из жителей Атланты, то есть из тех, кто прочтёт завтрашние газеты, и её долг адвоката – начинать от трапа самолёта формировать предпосылки к изменению общественного мнения. Прокурор умело использовал выигрыш во времени: вряд ли в городе найдутся двенадцать человек, не успевших причислить арестованную ведьму к исчадиям ада.
В ответ на её заявление поднялся оглушительный гомон: журналисты кричали, перебивая друг друга, что позволило Вэл молча сместиться в сторону парковки аэропорта. Дальше ей помог бросившийся навстречу Тони, радостно приветствующий шефа и поздравляющий с выздоровлением. Вежливость принудила журналистов тоже высказать пожелания крепкого здоровья, что выиграло Вэл ещё десяток метров. Дойдя до машины, она обернулась и сказала:
– Леди и джентльмены, в принципах моей работы ничто не поменялось. Я по-прежнему до конца защищаю своих клиентов, независимо от того, как они стали моими клиентами. И я по-прежнему не разглашаю заранее стратегию линии защиты: как известно, кто предупреждён, тот вооружен, а у прокурора и так заметное преимущество передо мной. Вижу, сторону обвинения поддерживают все средства массовой информации, что заведомо ухудшает положение моей подзащитной перед судом присяжных и, собственно, несколько нарушает её конституционные права на непредвзятое рассмотрение дела.
Резкая отповедь, прикрытая милой улыбкой, вызвала лёгкое замешательство среди братии газетчиков, и Вэл поспешила нырнуть в салон машины личного помощника. Вампиры разместились в двух, заранее подготовленных для них в Атланте машинах. Лихо объехав толпу журналистов, Тони влился в поток и с сочувствием протянул шефу бумажный стаканчик с горячим кофе. Перед ними вынырнула одна машина с телохранителями, сзади пристроилась вторая. Оставалось порадоваться, что удалось убедить вампиров оставить её в машине Тони по причине необходимости сделать несколько конфиденциальных звонков и столь же конфиденциально поговорить с личным помощником. Кратко сообщив, что сэндвичи и фрукты в пакете на заднем сиденье, Тони со злостью сказал:
– Хотел бы я встретиться с мерзавцем, что напал на тебя! Голову ему бы свернул!
– Это вряд ли, у меня не вышло даже чуточку воспротивиться нападению. Это сильный Иной, Тони, очень сильный.
– Великое счастье, что судья Кэмпбелл успел до тебя добраться. Надо было сразу ему звонить, а не тянуть до полудня, – проворчал Тони, и Вэл чуть не облилась кофе.
– Ах вон откуда ветер дул! Заложил меня Кэмпбеллу? Ладно, не оправдывайся, ты поступил правильно, я бы на твоём месте поступила так же. До тебя доходили сведения из полиции? Взаправду всё так безнадёжно в нашем деле, как гудят в газетах?
– Боюсь, ещё хуже, шеф. Дерек Ривз болтает, он никогда не видел, чтобы при сообщении, что адвокатом по делу будешь ты, Соммерс бы так сиял.
– В убийстве свидетеля обвиняют только нашу подзащитную? Отнесли гибель Бартона к эксцессу исполнителя, совершённому по единоличному решению, без согласования с остальными членами банды?
– Именно так и ещё одно: в полиции не связали ограбление банков с разорением страховой компании суккуба, шеф.
– Они его ни с чем не связали: ни с Габриэлой Ларс, ни с внезапной смертью Хоупа, ни с нападением на меня. Два последних дела расследуются полицией Лос-Анджелеса отдельно друг от друга и одинаково безуспешно. Капитан Уильямс прошерстил весь берег, пытаясь выйти на след пытавшегося меня убить Иного, даже моего дедушку с отрядом мантикор к розыску привлёк, но результат нулевой. Честно говоря, меня бы удивило, отыщи они хоть какие-то следы: я зацепила слишком крупную рыбу, которую удочкой не подсечёшь, её только на китобойный гарпун насаживать и резко дёргать.
– Может, не надо, шеф? – помолчав, сказал Тони и почему-то шёпотом. – Ты нам живой ещё пригодишься.
– Потому и надо! Если позволить бродить по улицам сильному Иному, вставшему на путь убийцы, нераскрытые преступления начнут множиться день ото дня, и моя смерть станет далеко не единственной и не последней. Ты не про отступление с поля боя думай, а логические связки в этом дьявольском деле проводи, раз полицейские не удосужились. Смотри, яснее ясного, что Адама Хоупа ликвидировали одновременно с лабораторией по двум причинам. Первая – без своей лаборатории и коллекции кропотливо собранных за полвека образцов, позволяющих впутать в скандал многих заметных членов сообщества ИГР, он стал бесполезен своему высокому покровителю и постоянному заказчику. Вторая – он стал опасным свидетелем, поскольку тоже просчитал причину номер один и сообразил, что теперь его выгоднее убрать, чем вытащить из заключения. Дальше обращает на себя внимание выбор «козла отпущения» в деле грабежей. Почему именно на эту ведьму все указали, как на сменщицу Хоупа?
– Потому что она и встала на место руководителя?
– Не думаю, Тони. Её сделали крайней, потому что сидящий в тени кукловод знал о моей ненависти к ней и рассчитывал, что я не возьмусь её защищать. Бошана он бы обвёл вокруг пальца, тот же не занимался делом грабежей с самого начала, надо было только меня из уравнения исключить. Отсюда дополнительный мотив снять с меня голову, на всякий случай, чтобы адвокатский долг не перевесил личную неприязнь.