Семья волшебников. Том 3 (СИ) - Рудазов Александр

И вообще-то, можно еще много чего добавить. Все основное, все действительно важное он уже записал, запечатлел на страницах, но остались еще разрозненные мелочи и просто занятные пустяки, которые тоже стоит упомянуть, украсить ими сухие стены текста, немного оживить повествование.

Хорошо быть волшебником и владеть бытовой магией. Майно не требовались черновики и чистовики, ему незачем было переписывать одно и то же. Слова и фразы по его воле раздвигались и собирались снова, буквы менялись местами и превращались одна в другую. Попугай-справочник сразу исправлял любую ошибку и описку, а каллиграфический почерк Майно поставил еще отец.

Его великий труд будет безупречен во всех отношениях, и именно этот образец копиисты Типогримагики возьмут за матрицу и будут снимать реплики.

Он описал все. Проанализировал и исследовал все духовные оболочки демона так, как никто до него. Настолько полного и всеобъемлющего труда на эту тему в Мистерии еще не было.

Он описал созревание плода в утробе демона. Описал взросление демонов и полудемонов. Их социализацию, их развитие. Физическое и ментальное. Дал подробный срез наиболее и наименее эффективных способов привлечения, ограждения, изгнания, взятия под контроль и, конечно, создания фамиллиарной связи. Связанных с этим опасностей, сложностей и методов их преодоления. Нейтрализация скверны, установление ментальных барьеров и нерушимых договоренностей. Описание преимуществ и недостатков.

И теперь остались только мелкие дополнения. Вот, например, сны демонов. Не имеет сколь-нибудь серьезного значения, но хорошо иллюстрирует особенности их мышления. Сидя рядом со спящей супругой, Майно взял ту за руку, сосредоточился и скользнул в чужой разум, погрузился в глубинные слои сознания…

По сути это психозрительство. Но Майно мог такое проделывать только со своими фамиллиарами и видеть только их сны, ничего больше. Иногда это бывает интересно, но вообще разделять сны — развлечение на любителя.

Лахдже снились озера вокруг ее родного городка. Измененного в мире снов, искаженного, переплетенного с видами Радужной бухты и влажными джунглями Туманного Днища.

Журчащая вода, усыпанный цветами берег. Здесь озера сходились в тоненькую речушку, через нее был перекинут мостик и на нем, болтая ногами, восседала Лахджа с венком на голове. А рядом… Майно нахмурился, увидев рядом другого фархеррима.

Ничего крамольного, конечно, ей вполне могут сниться другие фархерримы… в том числе мужского пола… в романтической обстановке… распивающие с ней… волшебник принюхался… да, это травяной мед.

—…Дома в горах мы с братом частенько его пили, — донеслось до него с мостика. — Не напивались, как принято в низинах. Нам не нужно дурманить голову.

— Как твой брат? — спросила Лахджа.

— Постарел… ему скоро сорок… мне тоже, но я ничуть не изменился. Я просил Мазекресс, но мне сложно решиться самому…

— Я тебе тут не советчик. Шансы пятьдесят на пятьдесят, а он еще и болен.

Дегатти нахмурился еще сильнее. Это не просто сон. Тот, второй — это не случайное ночное видение, это кто-то… кто-то реальный. Кто-то, с кем его жена болтает во сне.

Втайне от мужа. Она ни разу о нем не упоминала.

Чародей быстро сложил два и два. Вспомнил, что прозвище одного из апостолов — Сомнамбула. Майно осторожно сделал шаг, старательно скрывая себя, присутствуя почти незримо, одной только мыслью.

—…Не хочу заставлять, — тем временем говорил этот тип. — И боюсь убить его. Но его приступы все учащаются, и какой-то может стать последним.

— Ты можешь принести ему лекарство, — предложила Лахджа. — У нас есть целительный кот, мы поможем. А если нет — его ждет посмертие. Он ведь не демонит?..

— Демонит, как и все в Легационите. А лекарства вылечат падучую, но не старение. Еще немного, и он станет ворчливым стариком, поседеет, будет кашлять и пердеть, вставая с лавки… мне будет невыносимо это видеть.

— Тогда… не знаю, чего ты от меня хочешь… братишка, — раздраженно сказала Лахджа. — Мне кажется, ты для себя уже все решил. Хочешь, чтобы я наговорила тебе банальностей, которые успокоят твою совесть?

— Именно за этим я и пришел, сестрица, — кивнул Сомнамбула.

Лахджа шлепнула его по макушке и строго сказала:

— Нельзя. Нельзя кого-то обращать против его воли. Плохой Такил, плохой.

Сомнамбула рассмеялся. Это был смех веселый и искренний, так что Лахджа рассмеялась тоже. Она уже просыпалась, ее ночной визитер растворялся в воздухе, исчезал и вместе с ним исчезала память о нем, он рассеивался, как рассеивается любой сон…

— Я тебя опять забуду⁈ — раздраженно выкрикнула она.

—…Память — это лишь пыль времен, уносимых ветром былого!.. — донеслось из клубящихся туманов. — Но, может, со временем ты и начнешь меня запоминать, сестрица!

Лахджа ощутила на лбу прикосновение губ… и проснулась.

В кресле сидел ее муж. Сидел и смотрел. Взгляд его был таким холодным и даже злым, что Лахджа аж вздрогнула.

— Что случилось?.. — уселась она на подушках. — Дети что-то натворили?..

— Вот, значит, что тебе снится, — произнес Майно.

Лахджа заморгала. Что ей снится?.. Что ей снилось?.. Она уже не помнила… река, кажется, озеро?.. вроде она болтала с братом… стоп, у нее же нет брата. Или есть?.. Нет, нету. Ну неважно, во сне что угодно бывает.

Майно услышал ее мысли, понял, что она ничего не помнит, и развернул ладонь, делясь воспоминаниями. Лахджа увидела свой сон со стороны, через его память… о господи.

— О… А… батюшки… — пробормотала она. — И давно это?..

— Я не знаю, — поджал губы Майно.

— Я… я тоже! Я… я не знаю, как это выглядит!.. нет, я знаю, как это выглядит, но… но я не знаю! Это мой брат!

— Брат, который приходит к тебе ночью. Тайно. Во сне. Так, чтобы ты забывала о нем, и я о нем ничего не узнал.

— Я… если бы это было что-то такое, я бы, наверное, почувствовала! Наверное…

Лахджа начала тоже злиться. Не на Майно, правда… хотя на него тоже, но не слишком. На этого… Такила. Сколько времени он вот так уже с ней общается?.. Судя по тому, что увидел Майно, а теперь и Лахджа, во сне она вспоминает о его визитах и не боится его. Они уже болтают, как лучшие друзья.

Но с пробуждением он стирается из памяти…

Хотя судя по тому, что он сказал, это происходит само. Это не он делает, просто он сон, а сны… обычно сразу забываются.

Значит, волноваться не о чем. Лахдже, во всяком случае.

Хотя Майно, конечно, можно понять. Никому не понравится, что к его жене без спроса по ночам ходит какой-то мужик. Ну да, они как бы брат и сестра… но это не помешало остальным фархерримам пережениться и нарожать кучу детей. Это такое родство… названое. Они все просто переродились в чреве одного чудовища, Мазекресс им не столько мать, сколько живой инкубатор.

Воцарилось неловкое молчание. Майно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, Лахджа ерзала на подушках. Она ни в чем не была виновата, но все равно почему-то себя таковой чувствовала.

В дверь толкнулась собачья морда. Обычно во время таких моментов фамиллиары их не беспокоили, но в этот раз Тифон принес дальнозеркало. То светилось и дрожало — Майно кто-то зеркалил.

— Вот, я принес, — неловко пробубнил пес, кладя зеркало на ночной столик. — Я ухожу.

Волшебник не хотел сейчас ни с кем говорить. Но стекло упорно не гасло, кто-то очень хотел с ним пообщаться. Возможно, что-то срочное.

— Мир вам! — рявкнул Майно, проводя рукой.

В зеркале появилось женское лицо. Красивая светловолосая девушка с голубыми глазами и заостренными ушами. При виде Майно она приветливо улыбнулась, а тот сначала нахмурился, явно не сразу вспомнив, но потом его лицо просветлело.

— Оллиния! — воскликнул волшебник.

— Мир тебе, Майно, — мягко произнесла полуэльфка.

Лахджа прищурилась. Она смотрела в зеркало глазами мужа, но сама с места не стронулась. Если Майно захочет, то познакомит их, а если нет, то… послушаем сначала, кто это.