Повесть о Роскошной и Манящей Равнине - Уильям Моррис
Потом настало молчание, и вдруг она вскричала ужасным голосом: «О нет, нет, нет! Я не смогу забыть, не смогу». И испустила тот жуткий вопль, ужасом наполнивший ночь (разве ты не слышал его?), а потом, схватив оставшийся на постели нож, вонзила его в собственную грудь, свалившись мертвой на тело убитого ей человека. Тут я подумала о тебе, и счастье прогнало ужас… как мне отрицать это? Тогда я бежала к тебе и прикоснулась к твоим ладоням, таким любимым, и мы вместе бежали. Будем ли мы по-прежнему вместе?
Вальтер ответил медленно, не прикасаясь к Деве; она же воздерживаясь от слез и рыданий, с мольбою глядела на него.
– Похоже, ты сказала мне все, но твое ли коварство сразило ее или собственное злобное сердце, убитая вчера злодейка предыдущую ночь провела в моих объятиях. Плохо это и скверно с моей стороны, ибо я любил не ее, а тебя, и желал ей смерти, чтобы соединиться с тобой. Ты знаешь это, но все равно любишь меня. Что же сказать мне? Если кто-то виновен в коварном умысле, то и я тоже; если кто-то виновен в убийстве, так это я. Так мы лжем себе самим, а потом и Богу со Святыми Его. Мы вдвоем замыслили и осуществили убийство женщины, которая мучила тебя и собиралась убить меня. Посему если есть в этом наша вина, то вдвоем понесем мы кару, ибо поступили как одна душа и одно тело.
После же он обнял ее и поцеловал – спокойно и по-дружески, словно чтобы утешить.
А потом сказал:
– Может быть, завтра при свете дня я спрошу тебя об этой женщине… какой была она на самом деле. Но сейчас хватит о ней. Ты и так переутомилась, и я прошу тебя спать.
А потом он обошел окрестности, набрал веток для ее ложа, постелил там свою куртку и уложил. Дева же кротко легла, улыбнулась и скрестила на груди руки и скоро уснула. Сам же Вальтер сидел возле огня до рассвета, а потом тоже лег и уснул.
Глава XXV. О торжественном летнем наряде Девы
Вальтер поднялся, когда заметно рассвело и увидел, что Дева идет навстречу ему от берега реки, свежая и розовая после купания. Когда они сошлись лицом к лицу, она чуточку побледнела и застенчиво отодвинулась от него. Однако он взял ее за руки и, не смущаясь, поцеловал; и оба они возвеселились и не имели нужды рассказывать друг другу о собственном счастье, хотя было у них что сказать, если бы только нашлись нужные слова.
После вернулись они к своему костру и сели, чтобы позавтракать. Но прежде чем закончилась трапеза, Дева молвила:
– Господин мой, видишь, мы приблизились к горам и сегодня, к закату, должны оказаться в стране Медведей; а там, знай, опасность ждет нас, если попадем в их руки и едва ли сумеем избежать ее. И все же надеюсь я, что сумеем мы мудростью избежать угрозы.
– В чем же состоит эта угроза, – спросил Вальтер, – скажи, что будет с нами в худшем случае?
Ответила Дева:
– Нас предложат в жертву их Божеству.
– Но если же удается нам избежать смерти от их рук, что будет тогда? – продолжил расспросы Вальтер.
– Одно из двух, – молвила Дева, – во-первых, они могут принять нас в свое племя…
– И тогда нас разделят? – перебил ее Вальтер.
– Нет, – сказала она.
Рассмеявшись, молодой человек заметил:
– Что ж, это не беда. Но что может случиться еще?
Ответила она:
– По доброй воле мы расстанемся с ними и вернемся в какую-нибудь из Христианских Земель.
Рек Вальтер:
– Не совсем уверен в том, что подобный исход станет наилучшим из двух, хотя ты истинно так считаешь. Но открой мне теперь, каково это божество, что ему приносят в жертву чужестранцев?
– Их бог – Женщина, – сказала девица, – бывшая Матерью сего народа и племен его – так считают они, – прежде чем обрели они вождей и военачальников.
– Но это было давно, – усомнился он. – Как же сумела она остаться в живых до сих пор?
Тут ответила Дева:
– Конечно же, многомудрая женщина эта давным-давно мертва. Но они все время берут себе новую, одну за другой, и та становится им Древней Матерью. Так что, если сказать тебе всю правду, Дама, что лежит сейчас мертвой во Многоколонном зале, была последней из них; словом, теперь, если им это известно, они нуждаются в Божестве.
– Так, так! – воскликнул Вальтер. – Хорошо же они встретят нас, явившихся к ним с руками, обагренными кровью этой Богини.
Улыбнувшись, девица молвила:
– Если, объявившись среди них, я скажу, что убила ее, проверив мои слова, они, вне всяких сомнений, сделают меня своей повелительницей и Богиней вместо нее.
– Странная весть, – отозвался Вальтер. – Но когда они сделают так, настолько сие отсрочит наше возвращение в мир – к родичам и к Святой Церкви?
Дева беззаботно рассмеялась, ибо сделалась очень веселой теперь, когда стало ясно, что жизнь его будет частью ее собственной жизни.
– Милый, – сказала она, – теперь я вижу, что и ты желаешь того, к чему стремлюсь я всем сердцем. Тем не менее, пожив среди них, мы сохраним собственную жизнь и не умрем, как ты только что опасался. Однако они не станут препятствовать нашему отплытию, если сделают меня своим божеством. Они и не ждут и не желают, чтобы их Богиня повседневно жила среди них. Не страшись.
После, еще раз рассмеявшись, она сказала:
– Ах, вот что! Ты смотришь на меня и думаешь, что из меня выйдет самая жалкая Богиня… в одной рубашке, с голыми руками и босыми ногами. Подожди же! Я прекрасно знаю, как украсить себя, когда придет время. Сам увидишь! А теперь, о господин мой, не пора ли нам выступить в путь?
С этим они поднялись, отыскали брод через реку, где девице было воды по колено. И направились вверх по зеленым склонам, по лугам между редких деревьев в сторону гор.
Наконец достигли они подножия холмов, и в ложбинах между вершинами их изобиловали ягодники и ореховые кусты, а густая трава была усеяна цветами. Там они остановились
