Охота на некроманта (СИ) - Молох Саша
Тот невозмутимо продолжал сидеть на блоке, придавливая клиента к земле.
— Усиль печать и схлопни еще раз, — предложил он.
— А если не выйдет?
Тут до Насти дошла простая истина, что если упокоить продавца она не сможет, то он вывернется, и тогда придется разбираться уже с третьей формой. При этом будить Луку и ставить его перед фактом, что некромантку Князеву даже на час нельзя оставить, чтобы она не наворотила дел.
И то ли от стыда, то ли от злости на саму себя получилось влить в печать энергии в обход этой черной впитывающей все в себя дыры, которую представлял собой Егор. Сеть стала ярче, завибрировала, и Настя решительно и четко закрыла вторую покрышку, давая печати сработать на полную — разорвать связи, заставляющие мертвую материю шевелиться и помнить, а потом и вовсе перекрыть ей все пути получения энергии. Выжечь.
Клиент выгнулся и покорно вывернулся в четвертую форму. Правда, одежда так и осталась внутри, но мертвец снова стал похож на себя — дурацкая бородка, родинки и четкие следы уколов на обеих руках.
— Хорошо для седьмой, — снисходительно похвалил Егор.
— А у самого-то какая была? — обиделась Настя, которая только что не только выше головы прыгнула, но и в прыжке крестиком розу вышила. Конечно, не будь у клиента на ногах бетонного блока, дело могло по-другому закончиться, но все-таки...
— Пятая, но без подтверждения.
— А почему?
— Не успел, — обрубил Егор. — Жди здесь.
Легко поднял бордюр, аккуратно отложил в сторону, подхватил тело на плечо и скрылся в подлеске.
Настя, наконец вспомнив про грузовик, осторожно выглянула из-за баков, но заправка пустовала — наверное, водитель не дозвался продавца и уехал, а она не услышала, увлеченная работой.
К машине вернулись в молчании. Егор тихо открыл водительскую дверь, осторожно подхватил Луку на руки, точно ребенка, и переложил на заднее сиденье. Тот даже не проснулся, только замычал недовольно.
Егор кивнул Насте на руль.
— Он еще долго будет спать, а нам надо отсюда убираться. Сейчас пустую заправку пару раз ограбят, но потом найдется кто-то совестливый, и приедут менты.
— Хорошо, — согласилась Настя и забралась на непривычно высокое водительское место.
Егор уселся рядом, на пассажирское, и опустил солнцезащитный козырек, чтоб поменьше светить в лобовом остатками анатомии третьей формы.
— Расскажешь, как ты умер? — тихо спросила Настя, выворачивая с обочины. — И откуда знаешь Луку?
— Тебе любопытно? — Егор прищурился, как показалось Насте, с раздражением.
— Да. Хочу понять, чего от вас ожидать. И от него. И от тебя. Особенно после того, как мы разберемся с тем, что натворил Павел.
— А сама как думаешь?
— Чтобы хоть что-то думать и делать выводы, надо понимать. А чтобы понимать — надо знать. А вы ничего не рассказываете, только пялитесь друг на друга как два сыча и молчите. Так что рассказывай. То, что помнишь сам. Память у тебя идеальная, я знаю.
После долгой паузы Егор всё-таки заговорил, скупо роняя слова. Рассказывал ровно, точно не он умирал там на Раевском от шока и потери крови, а кто-то другой, посторонний.
Настя сбавила скорость, слушая, и до Ельска они ползли улиткой. Как только стали видны крыши пятиэтажек и две шахтные трубы, свернули на грунтовый проселок, объехали гигантскую лужу и остановились.
Настя достала прихваченный с заправки пирожок. Аппетит возвращался.
— Думаешь, Лука виноват в твоей смерти?
— Не думаю. Знаю. Третья форма всегда определяет своего убийцу. Он горячее, жарче. Его хочется убить.
— А если ты ошибаешься, и твоя сущность так реагирует на категорию? Ну, Лука ведь высокоранговый. Вдруг ты путаешь? Вставшие ведь некромантов раскатывают в первую очередь, сам же говорил, что для вас мы горячее остальных.
— Не настолько.
— Предположим, ты убьешь Луку. Чисто теоретически. И меня за компанию, чтоб не проболталась. Что дальше? Кто у тебя есть, кроме нас? — спросила Настя, разламывая пирожок, и только потом поняла, что сказала.
— У меня и вас нету. Мертвые одиноки. У них только одна сторона — своя. Пока сама не попробуешь — не поймешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Спасибо, мне пока рановато. Но если Павел нашел способ поднимать некромантов… То почему бы его не доработать? Усилить, улучшить? Вернуть тебе... — Настя запнулась, формулируя, — вернуть все. Жизнь.
— Ты хорошая — Лука правильно говорит, — Егор рассеянно улыбнулся. Настя не стала ему говорить, что улыбки — прерогатива живых людей, и что он, незаметно для себя, слой за слоем перестает быть мертвецом, отогревается, оживает. Точно бабочка в защитном коконе. Только кокон костяной и бабочка очень опасная. — Павел был готов на жертвы. Любые. Угробил несколько человек — не считая тех, кто ему помогал добровольно — только чтобы проверить свои теории. Представляешь, скольких нужно положить еще, чтобы «доработать» меня?
— Нет. Зато ты представляешь. Или знаешь, — озвучила свою версию Настя. — Думаю, не так и много. Может, даже одного Луки вполне хватит. Так почему ты не раскатал нас? И не ушел? Нет у тебя никакой «своей стороны». Не старайся казаться хуже, чем ты есть.
Егор опять раздраженно выдохнул, и Настя с трудом сдержала улыбку — привычку дышать она за Егором заметила еще в коттедже. Тогда это была разовая акция, на заправке повторилась, а сейчас, когда он отвлекался, то вдыхал или выдыхал несколько раз подряд.
— Я не хороший и не плохой. Я — мертвый. А не раскатал, потому что могу потерять то, что имею. Меня убили из-за Луки. Он виноват. И я не могу сказать точно, что будет, если я разделаюсь с ним. Может, оживу, а может, потеряю память и стану монстром.
— А для меня какую причину выдумаешь? — спросила Настя, быстро глянув в зеркало заднего вида, не проснулся ли Лука. — Если ты об меня погреешься, то с тобой ничего не произойдет плохого.
— Ты действительно хочешь знать?
Настя на всякий случай проглотила откушенный кусок пирожка, чтоб он вместе с новой информацией не встал поперек горла.
— Хочу. Почему ты меня не убиваешь?
— Тебя мало. Слишком слабенькая. Смысла нет. А еще ты сама меня «подкачиваешь». Так выгоднее, чем один раз убить.
— Ну а если я перестану помогать? — Настя порадовалась, что прожевала и ничто не мешало высказывать возмущение.
— Не перестанешь.
— Это еще почему?
— Я тебе нравлюсь.
Настя мрачно откусила еще кусок, чтобы занять рот более полезным делом, чем отрицание очевидного. Да, Егор ей нравился. Ситуацию несколько омрачало его мертвое состояние, но самого факта не меняло. Чтоб его под плиту!..
Лука проспал до середины дня и проснулся не в лучшем настроении. Сердито хлопнул дверью, скрылся в придорожных кустах, долго умывался из канистры с водой, которую предусмотрительно захватил Егор. Потом выгнал Настю обратно на пассажирское сиденье и мрачно сожрал всю еду.
О происшествии на заправке Настя решила не докладывать. Во-первых, Лука и так вымотан, а, во-вторых, нечего волновать. Да и если их будут допрашивать — Луке не придется врать лишний раз. Он и так на себя нацеплял из-за Егора, а так меньше знает — крепче спит. А то от прежнего веселого специалиста по особым вопросам и так осталась всего половина, и та в плохом настроении.
В Ельск въехали уже в обед. Лука немного покружил по центру, но вроде вокруг было спокойно и сонно, как в любом мелком городке, где днем или работают, или отсыпаются после вечерней гульбы.
Жители не прятались по домам, нигде ничего не горело, не звенело сиренами и не звало на помощь.
Местное кладбище стояло запертым. Лука специально остановился напротив, и они понаблюдали из машины. С виду периметр был целым, на главной дорожке пару раз мелькнул силуэт сторожа. Потом к воротам подъехала уборочная машина, и сторож показался целиком, открыл замок на воротах и впустил рабочих внутрь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вроде тихо, — сам себе под нос сказал Лука. — И как нам найти, где она их заныкала? Или они уже раскатали Ингу и прячутся сами?