Серж Неграш - Талисман

— Да, как у китайцев, но он не китаец, не похож на них. А почему ты…

— Как его звали, Минта? Ты не помнишь имени?

— Он как-то себя называл… звезда… облако… нет, как-то по-другому…

— Луна? Осенняя Луна? — Эльбер в безумном волнении взял Араминту за плечи и притянул к себе как можно ближе. — Это очень важно, дорогая!

— Да, верно. Что-то, связанное с Луной, — она была встревожена его резкостью и той силой, с какою пальцы Эльбера стиснули ее плечи, но он этого не заметил, неожиданно приникнув к губам девушки в поцелуе.

— Ты мне очень помогла, милая, — сказал он, наконец — не сразу — оторвавшись от нее.

Араминта все еще прерывисто дышала, охваченная вихрем незнакомых прекрасных ощущений. Поцелуй Эльбера не показался ей неприятным или оскорбительным. Не тело вдруг перестало ей подчиняться, оно пылало и плавилось, терзаемое жаждой повторения и продолжения испытанного.

— Я должен идти, — произнес Эльбер, — мне сейчас очень нужно завершить одно дело.

— Ты еще вернешься? Придешь сюда снова? — тихо и отчего-то жалобно спросила Минта.

— Конечно! Надеюсь, мы еще встретимся.

Поглощенный своими мыслями, Белый Воин не заметил мольбы в голосе собеседницы.

Эльбер удалился, стремительно и ни разу не оглянувшись. Девушка так и осталась стоять, глядя ему вслед и обхватив себя руками за плечи, словно порыв сильного ветра коснулся ее души и плоти.

Араминта влюбилась. Или же решила, что влюбилась.

15. Круг замыкается

— Ты где был так долго? — обеспокоенно спросила Ника, когда Эльбер точно вихрь влетел в дом с безумным выражением лица. — Что случилось?

— Потом объясню, — отмахнулся он, — подожди пока задавать вопросы. Ты не видела Таймацу?

— Ну, его можно увидеть, лишь если он сам того пожелает.

Она облегченно вздохнула, встретив друга: мало ли в какую переделку он мог угодить?..

С того момента, когда они возвратились в Рим и вновь поселились в его доме, прошло уже более седмицы. До сегодняшнего дня Эльбер был сам не свой, ему никак не удавалось оправиться от пережитого в замке графа Ютена кошмара, а Ника жила в постоянном ожидании каких-то новых тревожных и опасных событий. Она понимала, что Ютен не оставит их в покое и не откажется от своей безумной затеи, разве что допустит небольшую передышку. А тут неожиданно Эльбер с раннего утра покинул дом. Ника, проснувшись, не обнаружила его рядом и изумилась: почему он не поставил ее в известность о своих планах?..

Не найдя Таймацу, вновь поселившегося с ними, Эльбер сподобился сообщить Нике:

— Я спросил о Гларии у Призрака. Он сказал, что она умерла и похоронена в склепе Ишума. Я узнал об этом на рассвете и сразу отправился туда. Понимаешь, Ника, меня преследует неотвязное ощущение, будто она рядом, я почти слышу ее дыхание… Я стал серьезно опасаться за собственный рассудок. Не спятил ли я после заточения у Ютена? Тебе ведь ведомо, как на меня действуют закрытые темные помещения, да еще та дрянь, которую меня заставили выпить жрецы перед посвящением, и вообще…

— Мне ты о своих подозрениях не говорил.

— Не говорил, пытаясь сам в них разобраться. А сегодня столько узнал! Ах, Ника, каким я был дураком, полагая, что Глария предала меня!

— Я о чем-то подобном догадывалась, — призналась девушка.

— Я не разбираюсь в женщинах! А всегда думал иначе!

— Наверное, что-то не в порядке с тобою самим. Я тоже очень недоверчива к людям, редко кого впускаю к себе в душу, зато и не переживаю непрерывной череды разочарований. Но ты сам совершил предательство, Эльбер, и после этого тебе стало мниться, что все люди способны поступать так же. Каково зеркало, таково и отражение. В мутной воде все кажется грязным. А искушенность в любви ничего общего не имеет с присущей тебе способностью… скажем так, покрыть все, что движется.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но не успел ничего произнести в ответ на резкие слова Ники.

— Ты искал меня? — раздался спокойный голос островитянина.

— Таймацу! Да, ты мне очень нужен, — бросился к нему Эльбер. — Ты был рядом с Гларией, когда она умирала? Умоляю, скажи правду — это ты удостоверил ее кончину?

— Допустим, ты прав. И что с того? Да, я сообщил Ишуму, что Гларии больше нет, — кивнул Осенняя Луна так, словно это ничего не значило.

— И… ты ничего от него не утаил? — почти шепотом осмелился Эльбер задать следующий вопрос. — Ее взяла Черная Смерть?

— Глария более не могла жить, — сурово произнес Таймацу. — В ней не осталось ничего, позволяющего продолжать встречать новые рассветы, кроме оболочки, наполненной ежечасным страданием. Когда угасли последние искры надежды, она покинула этот жестокий мир.

— Я тоже надеялся, до самой этой минуты, что она каким-то образом все-таки жива! — воскликнул Эльбер. — Араминта сообщила, что Глария в гробу лежала точно спящая, а не умершая!

— Такое иногда случается, когда тление щадит плоть, — заметила Ника. — Муонг… тебе остается смириться с тем, что Гларию нельзя вернуть. А кто такая Араминта?

— Дочь казначея Ишума, — объяснил Осенняя Луна. — Видимо, Эльбер говорил с нею сегодня. Она была очень привязана к Гларии, а Глария — к ней. Две одинокие души нашли друг друга. Путь Гларии — это путь служения чему-то или кому-то, нуждающемуся в ее участии и огне ее любви. Теперь же она там, откуда явилась. Круг замкнулся.

— Но ведь есть же какие-то колдовские способы проникнуть в иной мир! Таймацу научи меня… мне бы только на миг еще раз ее узреть, — губы Эльбера предательски дрожали, в голосе звенели слезы.

— Я не маг, — повысил голос островитянин. — Мертвые мертвы, и оставь их в покое. Исполняй лучше свой собственный долг и не грезь о недостижимом.

— Я иллюминат! — выкрикнул англичанин, и его зеленоватые глаза вспыхнули отчаянной верой. — Если понадобится… и если ты отказываешься мне помочь… так я вернусь к Ютену! Он получит то, чего хочет от меня, а я взамен обрету потерянное счастье. Он жрец! И он даст мне успокоение!

— С чего ты взял, будто он способен воскресить Гларию? — усомнилась Ника.

— А вдруг ему дана такая власть?!

— По-моему, ты окончательно обезумел, — сказала девушка. — Ютен не бог.

— Он ведает тайны древних колдунов!

— Успокойся. Такие решения нельзя принимать, когда в тебе все кипит, — Ника погладила пылающую щеку Эльбера.

Таймацу покачал головой. По его мнению, круглоглазый, посмевший так разговаривать с ним, своим Учителем, заслуживал самого сурового наказания, а не сочувствия. Он явно потерял лицо, позволив себе повысить голос и вести себя как истеричный ребенок, — разве что по земле не катался и ногами по ней не колотил.