Крис Уэйнрайт - Империя крови

Свист меча и шорох распрямившегося тела монстра слились в один звук. Разящий удар киммерийца пришелся чуть сбоку от левого глаза червя. Голова была слишком толстой, чтобы перерубить ее целиком, но и этого удара оказалось достаточно: чудовище дернулось в конвульсиях и затихло.

Конан, смахнув пот со лба, оглядел поле битвы. Посмотреть было на что: пять длинных белых тел лежали перед ним неподвижные, словно белые камни.

«Значит, их всего пять. Может быть, Дейдра ошиблась, — прикинул варвар, — но я на нее не в обиде. Дело и так оказалось нелегким. Будь их больше, неизвестно, чем бы все закончилось, клянусь Владыкой Могильных Курганов! Теперь надо поскорее выбираться на свет, пока еще горят факелы».

Оглядываясь по сторонам, киммериец взял в руку факел и направился по галерее к выходу из пещеры. Вроде бы он шел правильно, освещая факелом стены и разглядывая отметины копоти, которые сам и сделал, когда направлялся сюда, но в одном месте у него появились сомнения. Конан свернул в сторону, в боковую галерею, поплутал немного по узким проходам, поминая Нергала, да и себя тоже, недобрым словом, потом вернулся на старое место и пошел дальше. И в это мгновение произошло то, чего он так опасался: факел мигнул два раза, зачадил и погас, издав напоследок зловещее шипение.

Варвар очутился в кромешной тьме. Однако он чувствовал, что до выхода наружу не так уж далеко. Потянув носом, словно собака, киммериец определил, откуда идет свежий воздух и пошел туда, держась рукой за стену галереи. Примерно через сотню шагов ходы разветвились. Конан постоял, подумал, выбрал левый проход, который показался ему более широким, и не ошибся. Пройдя еще шагов пятьдесят, он остановился: впереди забрезжил слабый-слабый свет. Глаза быстро привыкли к новому освещению, и варвар даже смог разглядеть камни под ногами и бугристые стены галереи. Дальше он мог идти свободно, не держась за стены руками, словно слепец.

«Ну вот, скоро выберусь на свет, клянусь Белом, — осторожно ступая по камням, думал киммериец. — Интересно, сколько времени я пробыл здесь? Сжег десять факелов, — вспомнил он. — Наверное, утро, а может быть, уже и полдень».

Только сейчас Конан почувствовал, как сильно проголодался. Торопясь спуститься в пещеру, он захватил с собой только лепешку, которую уже давно сжевал, и урчание в животе красноречиво напоминало о том, что самое время хорошенько подкрепиться.

Он прошел еще несколько шагов, галерея повернула вправо, и свет стал ярче. Оставался всего один поворот, ну, может быть, два, а там до выхода и рукой подать. Вдруг варвар почувствовал, что наткнулся на протянутую поперек галереи веревку. Он мгновенно отпрыгнул назад, но было поздно: откуда-то сверху на него упала сеть.

— Есть, попался! — услышал он женский голос, и из бокового прохода слева выбежали несколько вооруженных амазонок.

Киммериец попытался кинжалом разрезать сеть, но не успел: на него навалились со всех сторон.

— Держи здесь! Тяни!

Вскоре спеленатый, как младенец, он лежал на спине в свете зажженных факелов, а вокруг него стояли два десятка амазонок, которые, хохоча, обменивались впечатлениями от короткой схватки.

«Нергал мне в печень, — скрипнул зубами варвар. — Неужели Энида все-таки знала расположение ходов пещеры? Или ей кто-то подсказал?»

Сомнения его рассеялись очень быстро: раздвинув плечи столпившихся вокруг него воительниц, перед ним появилась Паина.

— Ну что, киммерийский ублюдок? — Амазонка ткнула его в бок носком сапога. — Напрасно ты появился в наших краях!

— Ох, и шустрая же ты баба, Паина! Надо было тебя прикончить, меньше бы было хлопот, — огрызнулся Конан.

— Тащите его к выходу!

Амазонки взялись за концы веревок и поволокли киммерийца по камням галереи.

«Надо же так влипнуть! — Конан сидел в углу камеры, обхватив колени руками. — Что-то частенько я в последнее время попадаю за решетку. Пожалуй, это уже стало меня утомлять».

Варвар скрипнул зубами от собственного бессилия. Его бросили в ту же самую камеру, где он совсем недавно ожидал смерти. Киммериец даже не стал исследовать ее стены и запоры, что непременно делал каждый раз, когда попадал в очередное узилище. Какой смысл? Он тщательно обстучал все эти камни не более чем пять дней назад. Но все же то, что его не убили прямо там, перед входом в пещеру, на чем настаивала Паина, было добрым знаком. Лучше оказаться за решеткой с головой на плечах, чем на воле без нее.

«Паина, конечно, здорово меня ненавидит… — Варвар вспомнил перекошенное злобой лицо бывшей союзницы. — Такое впечатление, что больше, чем я, ей никто в мире не насолил. Словно демоны в нее вселились… Если бы не Мэгенн — надо же, приходится быть благодарным такой сучке! — то сейчас я не обдумывал бы, как выбраться отсюда, а мирно прогуливался бы по Серым Равнинам. Знакомцев там у меня много, — мрачно усмехнулся он. — Обрадовались бы, наверное, что и их обидчик наконец попался. А ведь многих я туда отправил. Только, не сделай я этого, сам сейчас был бы в тех краях».

Не то чтобы киммериец раскаивался в содеянном за свою жизнь, просто мрачные мысли могут одолеть всякого, кто за одну луну уже в который раз видит над головой не чистое, усеянное звездами небо, а почерневший от времени каменный свод подземелья.

«Пока все кончалось благополучно, клянусь белоснежной грудью Иштар, — подумал он. — А теперь?»

Конана не заковали в кандалы, как в прошлый раз, и это радовало: все-таки, хотя амазонки и умели воевать, они были женщинами, а значит, наверняка уступали в силе такому гиганту, как варвар.

«Чем не шутит мой давний покровитель Бел, — размышлял киммериец. — Уж я ли не следовал в свое время его заветам… Может, и подскажет лукавый хитроумец какой-нибудь выход…»

Немного успокоившись, он улегся на подстилку и заснул крепким сном, поскольку битва с червями Мэгенн, закончившаяся совсем недавно, утомила даже такого могучего бойца.

Проспал киммериец немного: его чуткое ухо уловило слабый шорох за дверью. Он мгновенно вскочил на ноги и прислушался. В подземелье царил полумрак, но варвар, способный, как кошка, различать предметы даже при самом скудном освещении, разглядел, как под дверь вползает листок пергамента.

Наклонившись, Конан взял его в руки. Это оказался не пергамент, а клочок очень тонкой кожи, на котором были нацарапаны какие-то слова.

Способности киммерийца не простирались так далеко, чтобы разобрать почти в полной темноте мелкие буквы, поэтому он подошел поближе к зарешеченному оконцу под потолком камеры и пробежал глазами написанное: