Ирина Юрьева - Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир

— Повелитель! Девчонка была здесь! Наверное, мать унесла ее в лес. Я найду их, ты только дай срок!

Но в глазах с золотым ободком был лишь холод.

— Я дал бы тебе твою плату, скажи ты мне сразу, что в замке — обычные люди, — как мерные капли, звучали слова. — Я не стал бы тогда призывать Верных, я бы его получил просто так.

— Господин, ты хотел призвать Верных не ради младенца. Без них ты не мог воцариться в Гальдоре! Ты звал меня, чтобы наполнить моей Силой плоть и воззвать к вечной Бездне! Я знаю твои потаенные мысли! — сказала она, полагая, что эта способность читать мысли как-то смягчит его сердце, заставит ценить ее.

Но, получив от Эмбалы все то, что ему было нужно, ее Господин не хотел тратить пищу на эту жалкую жизнь. Призвав Верных, он не нуждался в старухе. Кивнув пятерым, он сказал:

— Она ваша. Возьмите ее!

И Эмбала разделила судьбу остальных слуг.

— Норт, скажи, ты способен прогнать его или совсем уничтожить? — опять спросил Хейд у Хранителя.

— Ты в третий раз задаешь свой вопрос, — усмехнулся Норт. — И ты прекрасно знаешь ответ.

— Да, — вздохнул Хейд. — Только мне непонятно упрямство, с которым ты мне запрещаешь призвать “Службу Магии”. Я их не слишком люблю, но они могут справиться с духом Эногаранэ. Истребители ведь для того и живут, чтобы разная погань сидела, поджав хвост!

Хейд знал, что он резок, однако сомнения Норта, который пока колебался, уже раздражали его. Двое из шайки Хлуда бежали от Вальгерда, как они звали Эногаранэ. После долгих скитаний в лесу разыскав лагерь Норта, они рассказали о жутком обряде и о падении замка, в котором жил Орм.

— Вы уверены? — сразу спросил Хейд.

— Уверены. После прихода старухи, служившей у Орма, Вальгерд пошел с ней. Тогда мы и решили бежать. Мы шли следом, надеясь, что Рысь сожжет их, но она не смогла ничего сделать. Позже какие-то странные люди, которых никто не видал раньше здесь, распахнули ворота, впустив их, а мы… Мы бежали в лес!

Этот рассказ потряс Хейда. Хранитель не раз говорил, что лесянка способна сдержать натиск Духа, теперь же пришлось признать, что он ее одолел. (Никто в лагере Норта не знал о побеге Руни из замка. Не знали и о рождении Бьерн.) “Если Руни погибла, не справившись с Духом, то как же Норт сможет спасти от него остальных людей? — спрашивал Хейд. — Пусть он скроет их на год и даже на два. А потом? Что потом?”

— Я не знаю, — ответил Хранитель.

— Когда ты тушил огонь Руни, ты просто лишился сознания. Значит, ваши силы с лесянкой равны. Неужели ты веришь, что Дух, уничтожив ее, не сумеет сразить тебя, Норт? — повторял он, пока тот его не спросил:

— Что же ты предлагаешь?

— Призвать в Гальдорхейм Истребителей!

— Нет!

Ответ был очень жестким. Хранитель не стал объяснять, почему он так резко отверг эту мысль, но Хейд знал: Норт не верит, что “Служба” способна изгнать Черный Дух.

— И напрасно! — не раз приходило на ум. — Пусть они не сражались с ним много веков, и их больше заботит земная власть, чем безопасность людей, но любой Истребитель способен понять, чем грозит появление Лайцерфа! (В силу привычки Хейд звал Дух тем именем, что и в Лонгрофте.) Они знают, как с ним бороться.

Хейд почувствовал, что он готов бросить все и отправиться в Лонгрофт один, чтобы только найти помощь.

— Ты не дойдешь, — сказал Норт, подошедший к нему. — Ты не знаешь лесов Гальдорхейма.

— Отправь тех, кто знает, — ответил Хейд.

— Нет! Истребители нам не помогут.

Уверенность Норта смущала, но Хейд не хотел отступать. Понимая, что сам не сумеет дойти до Лонгрофта, он начал искать человека, который бы мог отвезти письмо, но убедился, что местные вряд ли нарушат волю Хранителя. А посылать привезенных из Лонгрофта было безумием: лес не доступен чужим. На дороге посланца мгновенно схватили бы.

Взгляд Хейда чаще и чаще скользил по большой клетке. Два сверга Бронвис были здоровы и веселы.

Сверги — особые птицы-посланцы. У них редкий дар находить путь туда, где они родились. Хейд отлично запомнил, что Бронвис с собой привезла из Лонгрофта семь свергов. К моменту негаданно вспыхнувшей страсти красавицы к Орму их было лишь три, остальные уже улетели с записками в Лонгрофт, к Властителю. Бронвис надеялась, что он вспомнит о ней и опять призовет ко Двору. Поселившись у Орма, она взяла свергов с собой.

Когда Орм прогнал Бронвис из замка, она позабыла про клетку, и Хейд забрал птиц. Он по-прежнему верил, что сможет вернуть ее, и не ошибся. Забыв обо всем, что с ней было, она согласилась остаться с ним. Вскоре один сверг исчез, подсказав, что жена не смирилась с Гальдором и хочет вернуться из ссылки. Однако прошло больше года с момента отлета крылатого вестника, а две последние птички по-прежнему прыгали в клетке. Хейд, глядя на них, думал, что это символ удачного брака. Жена, ощутив интерес к новой жизни, уже не стремилась вернуться в Лонгрофт.

Когда все ушли в лес, Бронвис взяла с собой птиц. Она больше не думала, что пошлет их в Лонгрофт, ей было жаль расставаться с “ее малышами”, как Бронвис звала свергов. Хейд замечал, что в последнее время она постоянно носилась с щенками, котятами и детьми слуг. Он стал привыкать, что, зайдя к ней, мог встретить двух-трех ребятишек. Ночами, когда они были вдвоем, Бронвис словно теряла рассудок. Сначала такой взрыв страстей опьянял. Хейд любил Бронвис и видел в этом порыве желаний ответное чувство. Однако чем дольше Хейд жил с ней, тем больше он убеждался, что Бронвис хочет ребенка. Он был бы не против, но… Год постоянных объятий не дал ничего.

— Может, дело в лечении Норта? Спасая рассудок и жизнь Бронвис, он, заблокировав память, лишил ее шанса родить? Ведь бывает побочный эффект от лечения… Вспомнив о своем прошлом в Гальдоре и пережив его, Бронвис сумеет родить, — говорил себе Хейд, сам не слишком-то веря таким объяснениям.

Он знал о жизни достаточно. Бронвис могла ничего не рассказывать о своем прошлом, Хейд видел сам, что оно было бурным. Ее первый муж, Орм, Властитель… Хейд знал лишь о трех, но он мог бы поклясться, что их было больше. Намного. Не будучи сам образцом добродетели, Хейд не искал в Бронвис робости и чистоты. Испытав все, что может дать плоть, он не ждал непорочности. Жизнь при Дворе научила, что верность — явление редкое. “Мужу лучше быть самым последним, чем первым в веренице любовников,” — часто говаривал он.

Хейд не думал, что прошлое Бронвис способно напомнить ему о себе.

— Было — значит, ушло! Теперь Бронвис со мной, в ее жизни нет места другим, — думал Хейд. — Ревновать ее просто нелепо. Кто станет, найдя драгоценный алмаз, безутешно рыдать, что его уже кто-то носил, тот достоин обычной стекляшки…