Геннадий Адамович - Пояс Рода

Если верит рассказам этого внука знаменитой бабки, всего Хранителей девять. Семь хранят знания, восьмой их защищает, а девятый уничтожает тех, кто оступится. В современных книжках вычитал, что у Идол Ругевита в Коренице (это на Балтике, остров Руян) имел семь мечей «подвешенных к его боку» и «восьмой, обнаженный меч, он держал в руке». Считалось, что мечи в ножнах — для воинов, которые достигли вершины знаний в следующих дисциплинах — воли, мудрости, разуме, гармонии, знаниях, преданности, ритуале.

Может, раз Дед ритуал проводил, то он был Хранителем ритуальных знаний.

Теперь вопрос — а все-таки, что я за Хранитель? — думал он. — И имею ли я право проводить открытие земли? Мое ли это дело?

Вопрос оставался открытым, но, похоже, другого выхода не было…

XXX

Сороки в этом году сначала хотели проводить без женщин — вернее, почти без женщин, потому что СИЛА могла повести себя как угодно, да и ритуал вроде бы чисто мужской.

Но потом подумалось: все же должно быть нечто уравновешивающее. Поэтому женщины все же были. Хотя для комплекса с дубинами они без надобности, но все же для общего равновесия и празднования — с галёпами и жаворонками, а также для решения чисто женских вопросов — без них все же было хуже.

Однако все было немного не так, как ожидалось. Уже по дороге в усадьбу угнетала какая-то странная пустота. Кроме того, тревожило развернутое рядом с хутором строительство. Хозяин усадьбы пояснил, что олигарх, который хотел когда-то устроить здесь курортную зону, отказался от своей затеи и решил ограничиться небольшим пансионом «для своих». Но это тоже не вызывало восторга. Нафига здесь всякие посторонние.

Все навевало какую-то тоску: и неприглядный, какой-то неухоженный источник, и строительный мусор, и какой-то неживой подлесок.

Однако ритуал есть ритуал, а тренировки есть тренировки.

Постепенно тревога ушла, и всех захватили рутинные дела: женщины лепили пельмени, или, по-старому, галёпы, готовили обед. Мужчины готовились к вечернему ритуалу.

Наблюдалась тенденция, смысла которой Хранитель пока не понял: ведьмаки поопытней выглядели разочарованными, в то время как молодежь, казалось, была весьма всем довольна.

Намного более тревожным было то, что на место сбора лесного народа никто не пришел. «Неужели все ушли? — с тоской думал Хранитель. — Ну вот, доигрался. Ни себе, ни людям. Все пустое. Даже хозяин усадьбы сказал, что, если так пойдет, то он закроет гостиницу».

Даже пес Мальчик куда-то пропал…

Но все же Хранитель не собирался отказываться от того, что задумал.

Иногда он поглядывал на свою, теперь он уже сам не понимал, кого — соратницу, ученицу, родственницу? — а, неважно. Она была какой-то странной, казалась больной. Хотя в последнее время она стала веселее и, казалось бы, уже оправилась от всего того, что случилось… даже сына своего привезла сейчас… вот он, с дубиной скачет… кузнец…

Должна бы быть довольна, а выглядит совсем больной.

Хотя свою часть работы делает — как всегда, впрочем. А вообще кто ее знает, что она делает! Иногда он ее совсем не понимал…

…Но ритуал получился.

Хотя кое-что Хранитель изменил.

Например, не стал приносить жертву, а ограничился разбрасыванием еды и вина.

Сам ритуал ему даже понравился. Правда, такого резонанса, как прошлый раз, не было, когда на его крик: «Зямлю адкрываю!» раздавался стук дубин и ответный крик: «Злыдня зганяю!»

Было движение вверх, но уже не гудящего потока, а расширяющегося тепла… хорошо это или плохо, он еще не понял, но ему было непривычно: слишком пусто и легко.

Можно было сказать, что Хранитель чувствовал себя обманутым. Где же СИЛА?

Он же все делал правильно?

И Дед не показывался…

Ее мутило и колбасило.

Странно. Как будто кто-то болел и просил о помощи.

Местность была неухоженной и чужой, пространство — странно пустым. Почти мертвым.

У нее поднялась температура, ее мутило, болела голова. Ничего не помогало, и предательская слабость мешала ходить и думать.

Но из противности она поехала, потому что никто не будет ей указывать, что делать и чего не делать. Поэтому она, сжав зубы, делала все что нужно, терпеливо ожидая окончания ритуала. Ее, кстати, удивило, что ее сыну здесь понравилось, но, похоже, это было так. Сначала он недоверчиво стоял в стороне, а потом включился в процесс и даже попенял ей, что у него нет одежды, нужной для данного случая.

Вообще-то одежда была, но она не рискнула даже предложить ему это. А тут скажите пожалуйста! Чудеса!.. И хороший знак!

После ритуала ей стало еще хуже. Из последних сил она повалилась на топчан. Но не успела заснуть, как в окно кто-то заскребся. Она встала и пошла. Куда? Так, на автопилоте.

Снова по старым местам, открывая наложенные когда-то печати, потом — к источнику.

Возле источника — бледные тени Берегинь и Смотрителя. Тут же Водяной с дочкой.

В источнике — чей-то силуэт. Кривь? Вода была теплой и приятной. Огромная голова змеи (одна?) смотрела грустными глазами.

— Не бойся! Она шкуру меняет! Просто ей покой нужен. Спасибо Хранителю за силу, она ей помогает!

— А почему она одна?

— Хи-хи… а у них всегда так, люди вы люди, невежды! Пока она гнездится, она одна! Да и гнездо не здесь! А там, где… — тут Смотритель замахнулся на девушку посохом, и она умолкла.

— Это тайна, нельзя вслух пока. В молодом Смоке надежда. И его надо пока скрывать. А здесь — не знаем, что еще будет. Еще один Смок? А, может, старый воссоединится? Как выйдет. Иди, выкупайся. Тебе тоже защита нужна. Не бойся!

Вода была ласковой, прохладной и живой. Огромная голова потерлась о ноги, как будто это был маленький котенок. Правда, кожа при этом засаднила. Руки сами потянулись и гладили эту уродливую голову с огромными грустными глазами, и они щурились от удовольствия. Было приятно чувствовать эту прирученную мощь… Постепенно ее жар прошел, и все тело наполнилось здоровьем и силой. Но одна из девушек сказала:

— Береги себя. На вашу Пасху твоя хворь выйдет, и это будет больно. И еще… но я не могу сказать тебе… будь честной!

— А подробнее?

Тут у воды появился уже знакомый силуэт в капюшоне. На этот раз драной повязки на ее голове не было, и плащ казался новым — он переливался, делая всю фигуру текущей и призрачной.

Теперь ее облачение было все на виду: диадема с височными подвесками и камнем посередине, нагрудник и широкий пояс. Кристалл на посохе светился голубым мягким светом. Она протянула руку:

— Пойдем. Тебя ждут. Но прежде отдай мне одну вещь. — Она указала на кольцо. — Оно мое.

Кольцо соскользнуло с пальца. Что ж, чужое надо отдавать.