Дэйв Дункан - Обретение мудрости

— Даже самая страшная буря должна когда-то закончиться. Брота легла, чтобы утихомирить головную боль, но, видимо, задремала, так как ее разбудил стук в дверь.

— Кто там?

— Новичок Катанджи, госпожа.

— Одну минуту.

Буря почти кончилась. Корабль уже не так сильно раскачивался и трещал, и в окно лился солнечный свет.

Ее каюта представляла собой деревянную коробку, но больше, чем у других, с местом для стола и сундука, и с нормальной кроватью — единственной уступкой ее возрасту. Фонарь на шкафу был единственным на борту, являясь большим символом власти, нежели кинжал ее сына. Ее каюту украшали ковер, занавески и три небольших гобелена на стенах.

Она села на кровати и попыталась привести мысли в порядок. Ветер утихал. Вероятно, было около двух часов до заката, и солнечный свет пробивался из-под края туч. Видимо, скоро они смогут продолжить свой путь. Она с трудом поднялась и подошла к двери, чтобы впустить Катанджи. Он широко улыбался; лицо его было грязным, а волосы мокрыми.

— Пришел за деньгами, да? — усмехнулась она и отсчитала на столе его пятнадцать золотых. — Еще две серебряных? Что, если я скажу твоему брату?

Он внимательно посмотрел на нее и пожал плечами.

— Тогда я в следующий раз не стану тебе помогать, — сказал он.

Какой еще следующий раз?

— Откуда у Первого пятнадцать золотых?

— О, большая часть из них — это деньги Нанджа, — ответил он. — У меня те его десять, что он получил за Телку, помнишь?

Она протянула ему две серебряных монеты.

— Спасибо тебе, воин.

— Рад был помочь, воин, — нахально ответил он, но благодаря его чарующей улыбке подобная дерзость сошла ему с рук. Она отметила, что все монеты пошли в один и тот же карман. — Собираешься плыть дальше, или останешься на ночь, госпожа?

— Плыть дальше. Эти, в капюшонах, знают, что твой брат на борту.

— Значит, ты не веришь в заклинание, приносящее удачу? — Глаза его блеснули.

У нее не было привычки обсуждать собственные решения — даже с Томияно, не говоря уже о сухопутных Первых, но…

— Нет. А ты?

Он усмехнулся.

— Конечно! Кроме того, Холийи только сегодня жаловался, как давно он не проводил ночь в гавани.

— Пусть моряк Холийи сам заботится о своей половой жизни, новичок, или Ннанджи придется побеспокоиться о твоей.

Он смущенно покраснел. В конце концов, он был всего лишь мальчишкой, однако сообразительности у него было не меньше, чем у торговца-Пятого.

— Что-нибудь еще? — спросила она, думая о том, успеет ли она принять душ, прежде чем они отчалят.

Он кивнул.

— У меня есть для тебя кое-какая информация. Думаю, она стоит золотого. Может быть, двух.

Она села на кровать, отчего веревки громко заскрипели, и подозрительно уставилась на него.

— Два золотых! Это что, эликсир жизни?

Он покачал головой.

— Откуда у тебя эта информация?

Он снова покачал головой.

— Не могу сказать. Хочешь услышать?

— Кто решает — стоит она одного золотого, или двух, или вообще ничего?

Он поколебался и пожал плечами.

— Полагаю, ты.

— Если мне она не нужна, тогда я не стану платить?

Он неопределенно кивнул, потом снова улыбнулся.

— Тебе она нужна. В городе есть два торговца медью, Джасиулко и Феннероломини.

Это ее заинтересовало.

— Как ты это выяснил? Ты был на берегу, в городе колдунов? Это безумие!

Он тряхнул мокрыми волосами.

— Воины не сходят здесь на берег, госпожа.

Она посмотрела на его ноги.

— Тогда я лучше скажу Том'о, чтобы он помыл палубу.

Он посмотрел вниз и прикусил губу, раздосадованный тем, что забыл о такой мелочи.

— Пожалуйста, не спрашивай, госпожа.

Где паренек ухитрился так перепачкаться? Его лицо, казалось, было покрыто слоем жира. Многообещающий мальчик. Собственно, решила она, он — одно из тех самых чудес Шонсу.

— Информация о торговцах, конечно, ценная, Катанджи, однако она не стоит двух золотых.

— Есть кое-что еще, — широко улыбаясь, сказал он.

— Давай.

— Две ночи назад был пожар, — возбужденно выпалил он. — Склад Джасиулко сгорел. Он потерял весь свой товар.

Брота уставилась на него, не в силах произнести ни слова. Она не сомневалась в том, что он говорит правду. Она протянула руку к мешочку с деньгами и молча подала ему еще два золотых.

5

Возможно, дело было в заклинании колдуна, но Брота предпочитала думать, что это работа Богини. Так или иначе, она оставила корабль в гавани на ночь, а утром известила обоих торговцев медью. Им пришлось торговаться друг с другом, так как Феннероломини дорого бы дал, чтобы оставить Джасиулко ни с чем. В конце концов весь груз забрал Джасиулко за пятьсот двадцать три золотых. Брота пожала ему руку, затем спустилась в свою каюту и станцевала джигу.

Лаэ отправилась на разведку и вернулась с радостной вестью о мебели, сделанной из напоминавшего дуб дерева, которое нигде не росло, кроме как в окрестностях Вэла. Когда торговые агенты доставили образцы, Брота согласилась с ее оценкой и загрузила корабль полированными столами, витиевато украшенными стульями и изящно инкрустированными сундуками. «Сапфир» провел в гавани вторую ночь, и колдуны никого не беспокоили. Ннанджи скрывался в рубке. Бред Шонсу стал тише, а его рана — еще хуже. Казалось, он был как никогда близок к смерти.

Никто не спрашивал, где новичок Катанджи, но на следующее утро он был на корабле — когда «Сапфир» на рассвете отчалил в направлении Дри, находившегося в трех днях пути выше по реке, все еще с умирающим воином на борту.

Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, «Сапфир» едва двигался по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения под судорожным, прерывистым ветром.

Хонакура становился все более озабоченным. Даже он, при его профессиональной вере в чудеса и миссию Шонсу, все с большим трудом мог поверить в то, что воин останется в живых. С каждым утром могучая фигура Шонсу выглядела все более истощенной, и то, что он все еще жив, казалось результатом прямого вмешательства богов. Джия от усилий и тревоги превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм.

Моряки готовили свой собственный план. Они посоветовались с Хонакурой, поскольку сперва не могли поверить в серьезность намерений Ннанджи. Старик заверил их, что они вполне серьезны, и что никакая опасность, угрожающая ему самому или его друзьям, не заставит молодого воина отказаться от того, что он считал своим долгом чести. Если Шонсу умрет, Ннанджи выступит с мечом против Томияно.