Галина Львовна Романова - Легенда о Велесе

— Наш сын, — просто объяснил Смаргл. — Первенец. Маленькая женщина отпрянула, невольно закрывая ладонью свое выступающее чрево.

— Откуда он?

— Он сирота, — пустым голосом ответил Смаргл, не сводя жадного взгляда с мальчика. — Его мать… с ней случилось несчастье… Отец в изгнании и, может, уже погиб — о его судьбе никому не известно. А этого малыша и его братьев хотели убить… К сожалению, я не смог спасти их всех…

Он глухо застонал и сгорбился, закрывая лицо руками. В ушах еще звучали стоны детей и трещал неумолимый огонь, пожирая беззащитные тела; снова рушилась крыша, погребая под собой последнюю надежду на спасение… Сколько еще его будет преследовать этот призрак? Забудет ли он когда-нибудь эту страшную ночь?

Луна Купальница нерешительно посмотрела на мужа и ребенка, погладила сквозь одежду чрево.

— Через три месяца мне самой становиться матерью, ты сам знаешь, — молвила она. — А тут еще и он… этот… — Наклонившись над ребенком, она обреченно вздохнула и осторожно, чуть ли не с опаской взяла его на руки. — А звать-то его как?

Смаргл поднял голову. Сначала тусклые, глаза его понемногу загорелись. В них заплясал знакомый огонек.

— А звать его будут Переплутом, — молвил он и пояснил удивленной жене: — Чтобы помнить — мы сумели перехитрить самого Перуна.

Двое суток — до вечера следующего дня — понадобилось Ящеру, чтобы достичь Пекла. Все время пути он и Перун не обмолвились и словом, как незнакомые, и только перед воротами, когда зверь тяжело опустился на подтаявший снег и сложил кожистые крылья, Сварожич пошевелился на жестком загривке и похлопал друга по холодной чешуе:

— Сразу к Волхову… если можно!

Ящер довольно заурчал, услышав непривычное в устах Перуна обращение. Его раскосые глаза сыто прищурились и посветлели — кажется, старый приятель понемногу оттаивал. Еще немного, и он начнет терзаться угрызениями совести — тогда-то Ящер и займется всерьез его душой. А пока же огромный зверь согласно кивнул головой и, пригнувшись, толкнул носом массивный камень, загораживавший ход. Только внутреннее зрение чародея или коренного жителя подземного мира могло подсказать, что эта мрачная глыба — не часть нависающей над ущельем скалы, а искусно изваянная дверь, открыть которую может лишь тот, кто знал тайны камня.

На носу Ящера вспыхнули и погасли разноцветные искры, ударившись о камень. Глыба дрогнула, пошатнулась, роняя с шероховатых боков нанесенный ветром песок, и с недовольным скрежетом отползла в сторону. Понемногу взорам гостей предстал широкий, по размерам Ящера, провал, уходящий вдаль и немного вниз. Он походил на разинутую пасть огромного зверя, готовую проглотить неосторожную жертву Вечным холодом, мраком, сыростью и злыми силами колдовства пахнуло изнутри, но Ящер, опустив голову к самому полу, спокойно ступил внутрь. Его кривые когти заскрежетали по неровному полу, создавая противное визгливое эхо. На эти звуки из темноты бесшумно, словно и впрямь были только бесплотными тенями, выступило человек двадцать пекленцев. Светловолосые бледнолицые воины в одинаковых одеждах из кожи, похожие как братья, внимательно и настороженно осматривали пришельцев, но не спешили нападать. Открыть двери с той стороны мог только житель Пекла, и, хотя ни один из них никогда не видел Ящера, все сразу поняли, что у него есть право входить без приглашения. Но все-таки, проезжая верхом на Ящере смутно знакомыми подземельями, Перун все время чувствовал на своей спине внимательные и порой недоброжелательные взгляды.

Чем ближе подбирался Ящер к цитадели пекленского князя, тем больше попадалось удивленным пришельцам воинов. Небольшие отряды либо охраняли боковые ходы, недоверчиво сверкая глазами из-под шлемов, либо проходили мимо торопливым маршем. Наравне с людьми встречалась и нежить из числа тех, кто сражался на стороне Скипера в памятных битвах почти двадцатилетней давности. Люди и звероподобные твари относились друг к другу спокойно, как к равным, но Перуна всякий раз передергивало от праведного гнева и отвращения. Он ничего не знал о том, что на самом деле происходило в Пекле после победы над Скипером, и надеялся только, что князь здесь остался прежним.

Цитадель Волхова располагалась в бывших покоях Скипера: и дорогу к ней найти оказалось легко — все вооруженные люди и нежить шли либо туда, либо оттуда. Перед высоким входом, украшенным каменными изваяниями двух крылатых разъяренных тварей, похожих на Ящера как две капли воды, в сводчатой пещере-зале толпилось около сотни воинов — людей вперемешку с нежитью. Они бродили, сидели на камнях у стены, отдыхая, о чем-то мирно беседовали или спорили. На появление Ящера с седоком обратили внимание лишь те, кто оказался на пути огромного зверя, и поспешили убраться в сторону, но прочие даже не повернули головы.

Окованные медью и серебром ворота были распахнуты настежь. Их совершенно не охраняли, но не успел Ящер подойти, как мимо него промчался на поджаром пекленском коне какой-то воин. Осадив угольно-черного, зло скалящегося и фыркающего коня у ворот, пекленец ворвался внутрь, и все услышали, как он громко зовет князя.

Спешившись одним прыжком, Перун устремился за ним.

Внутренние покои Скипера за годы претерпели значительные изменения. Зал, где когда-то Перун убил Скипера, был отделан светлым туфом и гранитом. Все следы Установки исчезли. В глубине, между двух высоченных очагов, сложенных из самых редких по расцветке камней, на стене красовались останки Скипера: его клешни, разбитый череп и часть скелета, оправленные в серебро и железо. Между спускавшимися почти до пола отлично сохранившимися клешнями располагался трон князя, но сейчас он пустовал.

Жизнь кипела вокруг массивного каменного стола, заваленного пергаментами и всякой всячиной. Несколько воинов, чьи украшенные серебром доспехи говорили о том, что это наверняка сотники или тысячники, стояли или сидели вокруг. Сам князь Волхов небрежно расположился на углу стола и, скрестив руки на груди, внимательно слушал гонца. В том, что это был именно князь, Перун не сомневался — он успел заметить, что обогнавший его пекленец имел совершенно седые волосы, хотя на вид был не старше тридцати лет.

Князь был так поглощен его торопливым, но обстоятельным рассказом, что не обратил внимания на подходившего Перуна. Остальные слушатели, привлеченные грохотом каблуков Сварожича по старым плитам пола, обернулись на него, но ни один не издал ни звука.

Выслушав гонца, Волхов улыбнулся тонкими яркими губами и одобрительно кивнул, отпуская его. Только после этого он обернулся на второго посетителя.