Ярослав Коваль - Война за корону

— Не представляю, как вообще солдаты ночуют под открытым небом зимой, — дрожа, процедил Фёдор.

— В идеале под открытым небом солдаты не ночуют никогда. Палатки, знаете ли, должны поставляться в достаточном количестве.

— А если не поставляются?

— Подобное, как я понимаю, происходит только в тех армиях, в которых солдаты вполне способны за несколько минут выкопать землянку в мёрзлом грунте или построить иглу. Они и обходятся землянками и иглу.

— Это на наших соотечественников намёк? — с подозрением осведомился Фёдор.

— В том числе. Илья, извините, что не поздравила. Я только-только вернулась с разведывательного рейда, только сейчас узнала.

— С чем поздравить-то? — хмуро спросил петербуржец.

— А выбор богатый. И со свадьбой, и с новым статусом. Что именно вас больше радует, с тем поздравляю особо, — она проницательно взглянула юноше в лицо, — а с тем, что напрягает, предлагаю разобраться вместе.

— Я вряд ли смогу точно сформулировать, что меня напрягает, — с неожиданной уверенностью усмехнулся Илья.

— Ну кое-что я слышала. Уж извините… Вы беспокоитесь, как лорды могут отнестись к вашей внезапной женитьбе?

— Конкретно господин Даро.

— О, с господином Даро всё до предела просто. Ваш вторичный брак с многоуважаемой сударыней Дестина (я ведь не ошиблась в произношении вашей фамилии, Мирним?) ему и его дочери приходится очень кстати. Удивлены? А зря. Понимаете, тут всё упирается в вопросы наследования. У правителя должен быть наследник мужского пола или хотя бы вообще какой-то наследник: традиция строго требует этого, да и здравый смысл тоже, ведь когда прерывается линия наследования, начинаются проблемы. Раз у вас теперь есть супруга подходящего возраста, — госпожа Элейна улыбчиво прищурилась, косясь на дочку учительницы истории, — то от малышки Даро никто не будет требовать ребёнка в скором времени, как только она созреет…

Мирним покраснела.

— Но я не собираюсь срочно ребёнка заводить!

— Это и не важно. Просто вы же в любом случае старше, чем будущая младшая леди Даро. От вас ребёнка будут ожидать в первую очередь и не станут третировать её.

— А что, Мирним — станут? — напрягся Илья.

— Ну я не совсем чётко выразилась: не третировать, конечно, скорее, часто намекать. Вам, Мирним, как более старшей будет проще противостоять напору, а на младшую девочку нажима не будет. Понимаете?

— Я так считаю, что ребёнка надо заводить, когда оба готовы к этому… — решительно заявил Илья.

— Само собой, но даже тот факт, что у вас есть вторая жена, вполне взрослая и способная подарить вам наследника, уже успокоит львиную долю обывателей. Такая семья будет соответствовать стереотипу, существующему в сознании большинства как моих, так и ваших соотечественников, ты же понимаешь. — И снова улыбнулась.

Петербуржец продолжал хмуриться.

— Что за отношение к моей жене как к инкубатору? — пробормотал он.

Его одноклассники, слегка пришедшие в себя после порции горячего чая и оживившиеся, захохотали.

— А чему ты удивляешься? — возмутилась Искра. — А то, что на тебя тоже потребительский взгляд, тебя не возмущает? Ты у нас теперь вроде как царь-батюшка, за всё в ответе — и если куры плохо несутся, и если трубы текут.

Маша не слишком-то корректно заржала.

— Точно-точно! Ну кто ж ещё может быть во всём виноват?!

— Да-да, я уже проникся тем, как я попал! — огрызнулся Илья.

— Не так, как можно подумать, — проницательный, даже пронизывающий взгляд госпожи Элейны почему-то не раздражал, а наоборот — успокаивал. Казалось, что именно сейчас она непринуждённо даст ответы на все вопросы, которые её юному собеседнику трудно было задать. — Вы ведь ожидаете почему-то только дурного от этого решения Совета. Однако должна вам сказать, что вы, Илья, произвели благоприятное впечатление, особенно в тот момент, когда заговорили о конституционной монархии и о сохранении функций и прав Совета.

— Но это логично: чем ломать и делать по-новому, лучше приспособить то, что есть.

— Разумный подход, который к тому же успокоил тех из нас, кто ожидал от вас активных и рьяных, но бестолковых действий и попыток всё переделать. В пылу новизны. Вы дали понять, что, сделав вас императором, никто из власть имущих ничего не потеряет. А значит, это лишний аргумент в пользу того, чтобы теперь без сомнений поступить по задуманному.

— А есть ли вообще необходимость держать слово после того, как цель будет достигнута и Инген… скажем так, больше не сможет претендовать на трон?

— Необходимость и выгода. Вы просто недостаточно хорошо представляете себе, что такое мир знати Серебряного мира. И, право, проще предложить вам поверить мне на слово, чем объяснить всё в нюансах. Традиции — это основа нашего мира. Традиции и установления, обкатанные и освящённые временем, имеют почти такое же влияние на лордов Совета, как и выгода. Именно на них держится власть знати. А власть — это то, что дороже денег, потому что только она и позволяет эти деньги удержать.

Лицо госпожи Шаидар сияло внутренним светом, тем, что подобно религиозной одержимости. На несколько кратких мгновений она стала так хороша, что Илья совсем забыл о её шраме и поверил — пресыщенный женским вниманием правитель действительно мог потерять от неё голову. Из её глаз взглянула на юношу сама романтика прошедших лет, когда красота так гармонично и безупречно сочеталась с глубочайшим достоинством, которое рождено воспитанием и происхождением, и окружало знатную даму, как аромат духов. Он едва ли задумывался о природе этого очарования, но в этот миг мысль о том, что судьба сделала его частью мира «оборотной» знати, впервые вспыхнула в душе искренним восторгом.

— Так вы считаете, что всё это всерьёз?

— Считаю ли? Да просто знаю. Я не вхожу в состав Совета, разве что в расширенный, но сейчас господам из внутреннего круга не приходится привередничать. Потому как — крути, не крути! — история моего рода от момента получения титула насчитывает более четырёхсот лет. Достаточно солидно, чтобы признать меня достойной участия в обсуждении судеб мира.

— Четыреста лет?! — ахнула Маша.

— Для Серебряного мира это немного. Совсем немного. Дому Уин Нуар — почти полторы тысячи, и он не из самых древних.

— Пять тысяч лет — титулу графов Даро, — негромко произнёс Санджиф.

У школьников-аурисов почти одинаково округлились глаза и открылись рты.

— Пять! Тысяч! Лет?

— Без малого.

— От жеж, блин, ровесник пирамид! — выдохнул Фёдор.

— Я-то при чём? Речь ведь об основателе нашего рода.