Дмитрий Емец - Тайная магия Депресняка

– Тогда я знаю, кто решит твою судьбу. Это будет подарок малость поудачнее дохлых роз и протухших щенков, – сказал Мефодий вобле и, покачивая пакетом, выдвинулся в коридор.

– Уже уходишь? – крикнул Эдя, сидевший в кухне на табурете.

К подбитому сегодня в «Блинах» глазу он прикладывал холодную пивную банку, к которой ранее успел приложиться в другом смысле. Еще три пустые пивные банки на полу намекали, что Эдя подходил к лечению серьезно и комплексно.

– Да. Считай, что уже ушел.

Хаврон кивнул. Его мало волновало, что племяннику нет еще пятнадцати, а метро не ходит. Доберется как-нибудь.

– А этого кошака лысого с собой возьмешь или можно сдать его на опыты по выращиванию волос? – поинтересовался он.

Буслаев пообещал, что за «лысым» он вернется завтра.

– Или даже сегодня, – уточнил он.

– Звучит многообещающе. Ну так и быть, мы постараемся дожить до твоего возвращения. Если он не проснется, то скорее всего доживем, – отважно сказал Эдя и вновь поочередно приложил банку сперва ко рту, а затем к глазу.

Мефодий стал поворачивать замок.

– Это что за фокусы? А с матерью поговорить? – возмутился Эдя, которого после пива пробило на сентиментальность.

Спохватившись, Меф подошел к дверям ванной и постучал.

– Эдя, отвали! Не видишь, я голову мою? – возмутились сквозь плеск воды.

– Мам, это не Эдя! Это я, Меф!

– Я ничего не слышу! У меня вода течет! Выйду через пять минут, ну в крайнем случае через десять! – воинственно отвечала Зозо.

Меф перевел десять минут на женское время и понял, что раньше чем через час в объятия матери ему упасть никак не удастся. Эдя тоже это сообразил и развел руками: раз так, мол, то топай.

– Когда она вылезет, я расскажу ей что-нибудь душераздирающее. Типа ты пришел посоветоваться, как завязать с наркотиками, но боялся надолго задержаться, потому что тебя разыскивают за хранение ядовитых и взрывчатых веществ. К тому же внизу в такси тебя ждала тридцативосьмилетняя негритянка из Конго, которую ты должен отвезти в роддом, чтобы поздравить любимую маму с первым внуком! А она, эта беспечная клуша, все это время нагло мыла голову моим шампунем! – пообещал Хаврон и вновь радостно заржал.

– Эдя, у тебя жар! – сказал Меф.

– У меня жар? У меня дома эта селедка обглоданная! Вот что у меня! А ну уноси ее давай! – крикнул Хаврон и прицелился в племянника пальцем, точно намереваясь сказать «пуф!».

И вот уже старенький лифт, который ночью шумит и жалуется на жизнь почему-то куда громче, чем днем, повез Мефа вниз. Он вышел из подъезда и остановился. Дорогу Мефодию заступили четыре фигуры. В ночи они казались обведенными золотистым контуром. От крыльев, висящих у них на шее, разливалось мягкое сияние. Меф понял, что они уже знают. Пора!

Сжимая пакет, Меф шагнул вперед, инстинктивно сокращая дистанцию. В его руке сам собой возник меч, хотя он сознавал, что у него почти нет шансов. Один против двух боевых двоек! Да они расстреляют его маголодиями прежде, чем он успеет нанести удар.

Разговор был кратким. Протяженной и пустой может быть только болтовня. Это она тяготеет к бесконечности в ущерб смыслу.

– Отдай! – приказал Мефу похожий на гнома Фукидид.

– Нет! – ответил Меф.

– Точно не отдашь? – сухо уточнил Фукидид, оглядываясь на своих.

– Нет! – повторил Меф.

Он был уверен, что сейчас погибнет, и уже просчитывал взглядом расстояние до ближайшего стража. Эх, успеть бы зарубить хотя бы одного! Молодой блондинчик с пушком на верхней губе поднес к губам флейту. Поднес как-то нерешительно, вопросительно глядя на Фукидида.

– Мы не можем. Разве ты не видишь эйдос? А раз так, он имеет право выбора! – услышал Меф усталый голос Фукидида.

– Несмотря ни на что? – спросил блондинчик.

– Именно так, – подтвердил Фукидид, неотрывно глядя на Мефа.

Его большие грустные глаза как-то совсем не увязывались с общим обликом воина, побывавшего во многих передрягах. Все стражи света немного мечтатели, а мечтатели никогда не нападают исподтишка или при неравенстве сил. Для этого они слишком уважают жизнь вообще. Существуют внутренние преграды, которые перешагивать нельзя. За ними пропасть и нет возврата.

«Пусть меня обманывают и дурят! Я не хочу быть мелочным. Мелочность въедается в душу и заставляет ее съеживаться. Лучше я буду убогим, юродивым, но не таким, как слуги мрака!» – говорят глаза всех без исключения стражей света.

Блондинчик оторвал флейту от губ. Он выглядел растерянным. Меф с вызовом толкнул его, проходя мимо. Он отошел уже метров на пять, когда Фукидид нагнал Буслаева и положил руку ему на плечо. Рука была тяжелой, как у Арея. Меф остановился.

– Отойди, светлый! Не мешай! – сказал он, не оборачиваясь. Меч дрожал в его опущенной руке.

– А если не отойду?

– Я сказал: отойди! Я отдам его не тебе!.. – повторил Меф.

Буслаев по-прежнему не оборачивался, но безошибочно почувствовал, что Фукидид улыбнулся. Тяжелая рука перестала давить на плечо Мефа. Меф сделал осторожный шаг, еще шаг и вновь остановился, ощущая, что все четверо внимательно смотрят на него.

– Девчонка почему-то уверена, что мы пребываем в неведении, где она. Порой это действительно так, но лишь когда она закрывает или прячет крылья, – произнес Фукидид загадочно.

«О ком это он?» – заторможенно подумал Меф и вдруг почувствовал, что гнев его куда-то улетучился. Вышел, как газ, когда придерживаешь пробку шампанского.

Меф обернулся и посмотрел на златокрылых. Так и есть. Действительно смотрят, все как один. Он увидел, как Фукидид подозвал к себе блондинчика и что-то негромко шепнул ему. Тот кивнул, и флейта вновь оказалась у его губ.

– Ну! Давай! – поощрительно сказал Фукидид блондинчику.

Меф рванулся к нему, надеясь, что успеет выбить мечом флейту. Блондинчик не без ехидства позволил ему приблизиться метра на три, а затем, мгновенно надув щеки, выдохнул. Ловкие пальцы забегали по клапанам. Маголодия толкнула Мефа в грудь, завертела в водовороте. Дважды что-то ослепительно полыхнуло у него перед глазами, а затем Буслаев оказался в том сверкающем игольном ушке, через которое уходят в знойную вечность караваны верблюдов.

Меф успел подумать, что это все, конец и притом конец глупый и бездарный, но неожиданно воздух сгустился и вновь стал морозным. Перед Мефом выросла деревянная дверь. Она единственная существовала в мире. Вокруг была лишь тьма. Огромная, заваленная снегом до уровня колена, дверь уходила ввысь и терялась в метели. Буслаеву, находившемуся в странном, словно подвешенном состоянии, померещилось, что это дверь в Эдем. Если не главная, то одна из секретных, которые, как известно, маскируются под самые обычные двери.