Лоис Буджолд - Священная охота
Йяда, слушавшая, затаив дыхание, прошептала:
— Так что же помешало этому?
Венсел покачал головой и так стиснул губы, что они побелели.
— Все бы получилось, если бы Аудар, которому помогали и волшебники, и сами боги, не напал слишком быстро. С невероятной скоростью его армия прошла сквозь леса и холмы, вместо того чтобы остановиться на отдых и двинуться дальше с рассветом, — дартаканцы нанесли удар в темноте. Это была вторая ночь великого обряда, мы были не готовы, мы были уязвимы… племенные шаманы устали и растратили силу. Король уже получил священную связь с землей, но воины — еще не совсем.
— Вы… мы ведь все равно сражались? — настойчиво спросила Йяда.
— О, яростно! Но у Аудара было в три раза больше войска. Я… никто не думал, что он соберет такую огромную армию и двинет ее так далеко и так быстро.
— И все-таки победить воинов, раны которых магически исцеляются, трудно. Так что же случилось?
— Когда тела погребены в одном рву, а головы — в другом, в полумиле от первого, даже такие наделенные сверхъестественной силой воины умирают… со временем. Дартаканцы первым делом убили священного короля, без которого обряд не мог быть закончен, хотя его и не обезглавили… Ему переломали руки и ноги бросили в ров, завалив телами его соратников. Он еще многие часы оставался жив… пока не утонул в крови своих любимых товарищей. — Глаза Венсела блеснули.
— Люди Аудара работали всю ночь и весь день, — продолжал он, — обагренные кровью по пояс и почти обезумевшие от того, что им пришлось делать. Некоторые не выдерживали ужаса, они садились на землю, раскачивались и рыдали… Дартаканцы перебили всех, кого нашли поблизости от Священного древа: и тех, кто сдался, и тех, кто продолжал сопротивляться, шаманов, воинов, женщин, детей. Они не хотели рисковать. Они уничтожили все святилища, убили всех попавшихся им животных, спилили и сожгли Древо жертвоприношений. Старший сын и наследник священного короля был казнен последним, под конец дня, после того как стал свидетелем всего этого. Когда в священных пределах не осталось ничего живого, кроме деревьев, дартаканцы ушли оттуда и запретили кому-либо там бывать. Они словно хотели похоронить вместе с нами свои собственные грехи. Проливались дожди, выпадали снега многих зим, люди умирали, и Священное древо было забыто, как была забыта древняя слава Вилда.
Инфи поймал себя на том, что слушает страстный рассказ Венсела о тех древних событиях затаив дыхание. На какие еще откровения можно вызвать кузена?
— Говорят, Аудара привело в ярость нарушение племенами заключенного договора, а впоследствии он жалел о кровопролитии. Ради спасения своей души он принес огромные дары в храм.
— Свой собственный храм! — фыркнул Венсел. — Он жертвовал правой рукой то, что награбил левой. А договор, заключенный насильно, — это не договор, а разбой. Проникновение дартаканцев на наши земли было постоянным, а так называемые договоры служили им только для оправдания.
— Ну, не знаю, — с сомнением протянул Инфи. — Из хроник следует, что сначала дартаканцы намерения воевать не имели. Они начали завоевывать Вилд, после того как на протяжении жизни двух поколений отбивались от набегов. Как только они устанавливали границу, им только и приходилось, что ее защищать: неуправляемые кланы постоянно нападали на укрепления дартаканцев, так что тем приходилось выдвигать крепости вперед… и все начиналось сначала.
— Ты ведь и сам наполовину дартаканец, Инфи. — Тон Венсела снова стал сухим.
— Теперь это можно сказать о большинстве из нас.
— Да. Я знаю.
— Однако некоторым воинам кланов удалось бежать, — сказала Йяда, пристально глядя на Венсела. Инфи заметил, как крепко она стиснула лежащие на коленях руки. — Они, наши предки, продолжали бороться. Мы сопротивлялись, и со временем мы победили. Появился новый Вилд.
Венсел фыркнул.
— Империя Аудара пала из-за склок и глупости его внуков, а вовсе не из-за героизма уцелевших кланов. То, что возникло через полтора столетия, — это просто тень прежнего величия, насмешка над Древним Вилдом, лишившимся своей сущности и своей красоты, скованным дартаканской кинтарианской ортодоксальностью. Те, кто посадил на трон эту пародию священного короля, думали, будто возрождают что-то, но они были слишком невежественны, чтобы даже представлять себе, как много было утрачено. Дни великой свободы, дни жизни в единении с лесом миновали, были погребены под сетью дорог и мельниц, городов и ферм, под тяжким камнем храмов Аудара. Полтораста лет слез, страданий, кровопролитий не дали ничего. Новые владыки кланов, все эти гордящиеся своим богатством графы-выборщики — вкупе с настоятелями-выборщиками, что за насмешка! — самодовольно поздравляли друг друга с победой, но воздвигнутый ими роскошный трон служит опорой лишь ягодицам слабого человека. Им следовало бы рыдать на пепелище, оплакивать то древнее предательство.
Венсел наконец заметил, какими глазами смотрят на него оба его слушателя.
— Ух! Урок окончен, дети. — Венсел с усилием втянул воздух. — Я становлюсь болтлив. Сегодня был отвратительный и слишком долгий день. Мне следует отправиться домой. — Он стиснул зубы. — К моей супруге.
— Как она переносит все это? — напряженным голосом поинтересовалась Йяда.
— Не слишком хорошо.
Инфи внезапно забеспокоился: какое давление на судей Йяды может исходить от принцессы? Из всех Стагхорнов принцесса Фара в наибольшей степени могла жаждать крови: ей было необходимо смыть собственную вину. И к словам Фары наверняка прислушается не только ее муж, но и брат, принц Биаст.
Венсел отодвинул кресло, потер переносицу и поднялся на ноги. Его окруженные темными кругами глаза, подумал Ингри, слишком стары для лица молодого человека.
Ингри проводил графа до крыльца, потом проскользнул обратно в столовую и закрыл дверь, прежде чем снова появилась дуэнья. Йяда хмурилась, чем-то явно озабоченная.
— Интересно, — медленно проговорила она, — какие сны снились Венселу?
— М-м?..
Йяда побарабанила пальцами по столу.
— Он говорил о Кровавом Поле не так, как рассказывал бы человек, знакомый с историей только по записям или рассказам. Он произвел на меня впечатление очевидца.
— Как это случилось с тобой, да? Только вам снились разные времена.
— Мой сон касался настоящего времени, мне кажется. Почему ему снилось прошлое? И почему вообще ему могли сниться мои воины?
Ингри обратил внимание на собственническую нотку в голосе девушки.
— Он, по-видимому, считает, что это были его люди. — Ингри помедлил. — Его отец был знаменит своей одержимостью историей. То же самое говорили о его деде, насколько я помню рассказы моего отца и тетки. Венсел не разделял этой страсти в детстве, я точно знаю, но, возможно, заразился ею позднее, когда прочел их труды. Должно быть, он отчаянно стремился найти объяснение тому, что с ним случилось. Не снился ли тебе снова Израненный лес, — добавил Ингри, — уже после того как ты оказалась в столице?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});