Ника Ветрова - Пособие по выживанию

Вторую тоже завела, чтобы край придерживать. А потом ме-е-е-е-едленно, ну очень ме-е-е-е-едленно потянула молнию вниз…

И я бы еще медленнее расстегивала, но позади, кажется, вовсе дышать перестали, а мне недочерты в обмороке и даром не нать, и за деньги не особо, мне бы в полной боевой готовности и абсолютном согласии на обнимания да лобызания, и потому пришлось с представлением завязывать.

— Все? — хрипло спросил Владлен Азаэрович, едва я от расстегнутой застежки убрала руки.

— Вниз стянуть, — проинструктировала я насчет дальнейших действий.

Снова хриплый стон.

— Стасенька, — судя по голосу, мне тут не полуобморочные, мне тут с сердечным приступом деканы сейчас достанутся, — а давай сама.

— А самой не так приятственно! — обиженно возразила.

Стон.

Затем опять же рывком Владлен Азаэрович развернул меня к себе лицом и резко сорвал юбку вниз.

И все.

И я стою, прикрыв глаза и вся в ожидании. И он сидит, и даже опять не дышит. И я стою. И он сидит. И я не выдержала и напомнила:

— Чулки теперича.

А там внизу все так же практически не дышали.

— Ну Владлен Азаэрович, — пользуясь возможностью, погладила черные волосы декана, — ну давайте, чуть-чуть осталось, что же вы такой непоследовательный, на половине пути дышать перестали, а?

Запрокинув голову, на меня посмотрели тяжелым, почти черным взглядом глубоких, как омуты, зеленющих глаз. И такой это был взгляд, что на какой-то миг, где-то очень глубоко внутри, шевельнулась совесть. Но тут недочерт выдохнул сквозь стиснутые зубы, тепло его дыхания коснулось обнаженного животика, и снова очень приятственно стало, что совесть тут же опять впала в спячку.

— Чулки, — напомнила я, выставив правую ногу чуть вперед.

— Стася, — голос у Владлена Азаэровича вконец странный стал, хрипло-сиплый, едва слышный такой, — я же сорвусь, Стася, а наутро мы оба жалеть будем.

— Чулки! — ведьмы пощады не знают.

Декан чертового факультета судорожно вздохнул и продолжил:

— Стасенька, ты хоть представляешь, чем все это закончится?!

Радостно закивала.

— И чем? — ладони Владлена Азаэровича легли на мои ноги, аккурат там, где была полосочка голой кожи от трусиков и до края чулочков.

Приятственно…

— Вы меня будете обнимать, гладить и целовать, а мне будет приятно, — поделилась планами на будущее я.

Исполненный отчаяния стон и хрипло-злое:

— Трижды проклятая Преисподняя!

Посмотрела на свою ногу, решила не согласиться:

— Да нет, всего одна нога. У меня еще есть вторая, вот.

Владлен Азаэрович вдруг резко поднялся. Так резко, что я даже испуганно отпрянула, вместо того чтобы поближе ко всему декану чертового факультета прижаться.

— Стася, — взгляд был голодным, голос сиплым, вся поза напряженной. — Тебе поцелуя хватит?

Тут же сообразив, что нахожусь далеко, прильнула к недочерту, обвила его напряженную шею руками и промурлыкала:

— Одного?

Декан чертового факультета молча взял меня за подбородок, заставляя поднять голову вверх, чуть наклонился, несколько долгих, томительных секунд смотрел мне в глаза, после произнес:

— А тебя хотя бы раз нормально целовали, Стася?

Радостно закивала головой.

Жесткая усмешка и едва слышное:

— Доказать обратное?

У меня перехватило дыхание. А глаза у Владлена Азаэровича стали такие зеленые-презеленые, и ощущение накатило, словно меня медленно, но вконец неотвратимо затягивает в омут… А затем горячее дыхание и жадные обжигающие губы, накрывающие мои собственные… Приятственно? Нет — жутко! Пугающе! Алчно настолько, словно мужчина не целовал — завоевывал и подчинял мое тело. И естественной реакцией ведьмы на подобные захватнические действия стал испуганный вскрик и попытка вырваться… Он не позволил. Одна рука декана чертового факультета уверенно удерживала на месте, вторая заскользила от шеи вниз — провокационно, властно, чувственно… И поцелуй, размыкающий испуганные губы, вторгающийся внутрь, зажигающий чужой огненной страстью, чужим желанием, вызывающий дрожь странного, волнующего предвкушения на коже… Поцелуй властителя — он не просил, не предлагал и не соблазнял, он брал свое по праву, не интересуясь мнением дрожащей испуганной ведьмочки, наглядно демонстрируя, что есть игры, а есть всепоглощающая страсть, в которой для игр места попросту нет. Ничего нет! Ни мыслей, ни сомнений, ни даже собственного имени, которое я напрочь забыла в этот миг!

И вот в тот самый момент, когда я вообще про все на свете забыла, Владлен Азаэрович мягко отстранился, заглянул в мои распахнувшиеся затуманенные глаза, улыбнулся и язвительно поинтересовался:

— Приятственно?

Ничего не понимающая едва стоящая на ногах ведьмочка выдохнула:

— Что?!.

Но стоило декану чертового факультета насмешливо выгнуть бровь, как осознание нахлынуло. О, оно так нахлынуло, что разом смыло ощущение мурашек на коже, желание приятственного тепла, туман в голове и истому во всем теле!

И ведьма стала злая.

Ведьма стала настолько злая, что некоторым недочертям следовало бы трижды подумать, прежде чем вообще меня злить. Потому что я ему, я ему всю себя, я… стыд последний потеряла, а он… он вообще издевается! И улыбается ко всему прочему! И… стыдно. И обидно очень. И…

Станислава Григорьева, гордо вскинув подбородок, подняла и надела юбку. Опосля обнаружила на кровати корсет, пошла и его тоже надела. И даже застегнула на все крючочки и завязала ленту. И, не глядя на стоящего посреди комнаты и наблюдающего за каждым ее движением декана, подошла к двери, открыла, а потом, не обернувшись, тихо сказала:

— Ненавижу вас.

И ушла.

Вслед понеслось:

— Черт! Стася!

Убежала. Сначала вниз по лестнице мимо бьющейся с пологом Мары Ядовитовны, которая явно очень хотела на второй этаж попасть и застыла, едва увидев меня. Потом в сад, быстро-быстро, чтобы только выбежавший вслед за мной и заоравший «Станислава» Владлен Азаэрович не нашел. А потом пришлось сидеть под кустом и думать о том, где можно спрятаться от декана чертового факультета, потому что… стыдно, и обидно очень, просто до слез, и в душе пусто так, словно кусок льда там. А еще отчетливо я понимала, что у домовых, в общежитии и даже у ведьмочек Владлен Азаэрович меня найдет.

Вариант после недолгих размышлений нашелся всего один.

— Еще будешь? — спросил Герак, наливая в мой стакан тягучую полупрозрачную жидкость из бутыли.

Молча кивнула. Оказывается, экспериментальную малинку у фей не только домовые воровали, но и черти тоже. Правда, черти для малиновой настойки. Вкусная.