Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят

Однако она не убрала руку. Наоборот, ее пальцы сжались сильнее, тисками сдавливая предплечье Глокты. Она прищурилась, и в уголках ее глаз веснушчатое лицо прорезали гневные морщинки.

«Возможно, я недооценил ее? Возможно, она сейчас перережет мне глотку?»

Эта мысль ничуть не развеселила Глокту. Однако в тот же миг Секутор выступил из тени в дальнем конце сумеречного коридора.

— Только посмотреть на вас двоих, — вкрадчиво проговорил он, неслышными шагами подходя ближе. — Меня всегда поражало, как это любовь умудряется расцвести в самых неподходящих местах и связать самых неподходящих людей. Роза, пробивающая себе путь сквозь каменистую почву. — Он приложил обе руки к груди. — Это греет мне сердце!

— Вы взяли его?

— Ну конечно. Сразу же, как только он вышел из зала для аудиенций.

Хватка Витари ослабела, и Глокта стряхнул ее руку. Хромая, он двинулся по направлению к камерам.

— Почему бы вам не пойти с нами? — бросил он через плечо, испытывая желание потереть то место на предплечье, которое отпустила Витари. — Вы сможете включить это в ваш новый отчет Сульту.

В сидячем положении Шаббед аль-Излик Бураи выглядел уже не так величественно. Тем более что сидел он на исцарапанном, грязном стуле в одной из тесных и душных камер под Цитаделью.

— Ну вот, так-то лучше — наконец поговорим на равных. А то это очень сбивало с толку, когда вы возвышались надо мной, словно башня.

Излик презрительно улыбнулся и отвел взгляд в сторону, словно говорить с Глоктой было ниже его достоинства.

«Прямо-таки богач, которому надоедают уличные нищие. Однако скоро мы избавим его от этой иллюзии».

— Мы знаем, что в городе затаился предатель. В самом правящем совете. Вероятнее всего, это один из тех троих высокопоставленных лиц, которым вы только что предъявили ваш маленький ультиматум. Вы скажете мне, кто это.

Молчание.

— Я великодушен, — провозгласил Глокта, изящно взмахнув рукой, как это делал сам посланник всего лишь несколько коротких минут назад, — но мое великодушие имеет пределы. Говорите.

— Я явился сюда под флагом парламентера, с миссией от самого императора! Нападение на безоружного эмиссара — прямое нарушение военных законов!

— Флаг парламентера? Военные законы?

Глокта засмеялся. Секутор засмеялся. Витари засмеялась. Иней хранил молчание.

— Разве они все еще имеют значение? Оставьте эту чепуху для детишек вроде Виссбрука, взрослые люди в такие игры не играют. Кто предатель?

— Мне жаль тебя, калека! Когда город падет…

«Пожалей лучше себя. Тебе это не помешает».

Кулак Инея почти беззвучно врезался в живот посланника. Глаза Излика вылезли из орбит, рот раскрылся. Он сипло кашлянул — этот звук напоминал сухую рвоту, — попытался вдохнуть и закашлялся снова.

— Странно, не правда ли? — размышлял вслух Глокта, наблюдая за тем, как посол пытается глотнуть воздуха. — И крупные, и мелкие, и тощие, и толстые, и умные, и глупые — все одинаково реагируют на удар в брюхо. Минуту назад ты считал себя самым могущественным человеком в мире, а сейчас не можешь вздохнуть самостоятельно. Некоторые виды власти — всего лишь самообман. Меня научили этому ваши люди там, в подземельях императорского дворца. Там не действовали никакие военные законы, уверяю вас! Вы ведь знаете про некую схватку, некий мост и некоего молодого офицера? Значит, вам известно, что я уже бывал на том самом месте, где вы сейчас находитесь. Однако есть одно различие. Я был бессилен — а вы можете избавиться от неприятных ощущений в любой момент. Вам стоит только сказать, кто предатель, и все тут же закончится.

Излик уже снова обрел способность дышать.

«Но добрая половина его высокомерия ушла безвозвратно. Оно и к лучшему».

— Я ничего не знаю ни о каком предателе!

— Да неужели? Ваш император послал вас вести переговоры, не снабдив всеми фактами? Маловероятно. Но если это действительно так, то в таком случае вы мне вообще не нужны.

Излик сглотнул.

— Я ничего не знаю ни о каком предателе.

— Посмотрим.

Большой белый кулак Инея впечатался посланнику в лицо. Тот покачнулся и упал бы набок, если бы второй кулак альбиноса не встретил его голову на полпути, разбив нос и отбросив пленника назад вместе с опрокинувшимся стулом. Иней и Секутор подхватили Излика с двух сторон, вздернули на ноги, подняли стул и швырнули на него задыхавшегося императорского посла. Витари внимательно наблюдала, скрестив руки на груди.

— Это очень больно, — сказал Глокта, — но боль можно перетерпеть, если знаешь, что она не продлится долго. Если ей положен срок, скажем, до заката. Чтобы по-настоящему сломить человека, необходимо пригрозить ему, что он чего-то лишится безвозвратно. Так изувечить, чтобы исцеление было невозможно. Уж я-то знаю.

— А-а! — завопил посланник и заметался на стуле.

Секутор обтер нож о плечо его белого одеяния и швырнул на стол ухо Излика. Оно лежало на деревянной столешнице — одинокий окровавленный полукруглый кусок плоти. Глокта посмотрел на него.

«В точно такой же душной камере на протяжении долгих месяцев слуги императора превращали меня в отвратительного калеку, пародию на человека. Я надеялся, что если проделать то же самое с одним из них, если вырезать из него свое мщение, по фунту его плоти за каждый фунт моей, то можно будет почувствовать хотя бы тень удовлетворения. Однако я не чувствую ничего. Ничего, кроме собственной боли».

Он вытянул вперед больную ногу, ощутил щелчок в колене, сморщился и со свистом втянул воздух сквозь беззубые десны.

«Тогда зачем я это делаю?»

Глокта вздохнул.

— Следующим будет большой палец ноги. Потом палец на руке, потом глаз, кисть руки, нос — и так далее, понимаете? У нас еще целый час до того, как вас хватятся, а работаем мы быстро. — Глокта кивнул на отрезанное ухо. — К закату здесь будет груда вашего мяса по щиколотку высотой. Если потребуется, я буду кромсать вас, пока от вас не останется ничего, кроме языка и мешка кишок. Но я узнаю, кто предатель, это я вам обещаю. Ну как? Вы по-прежнему ничего не знаете?

Посланник глядел на него, тяжело дыша. Темная кровь струйкой бежала из его великолепного носа, стекала по подбородку, капала с челюсти.

«Лишился дара речи от шока или обдумывает следующий ход? Не имеет значения».

— Ладно, мне это начинает надоедать. Начни с его рук, Иней.

Альбинос схватил пленника за запястье.

— Подождите! — взвыл посланник. — Ради бога, подождите! Это Вюрмс! Корстен дан Вюрмс, сын самого губернатора!

«Вюрмс. Слишком очевидно. Впрочем, самые очевидные ответы обычно оказываются верными. Этот маленький негодяй родного отца продаст, если найдет покупателя…»