Сергей Лукьяненко - Дневной дозор

И еще одно врезалось мне в память в этот вечер: встреча в метро. Я возвращался из музыкального магазинчика. На метро. Сидел, сунув руки в карманы куртки (спасибо, коллеги-Темные забрали мои вещи из штаба в аэропорту) и слушал купленный диск. Никольский пел «Зеркало мира». Мне было хорошо и покойно.

Сущность явлений и лет вереница,Лица друзей и маски враговЯсно видны и не могут укрытьсяОт взора поэта — владельца веков.Свет дальних звезд и начало рассвета,Жизни секреты и тайны любвиВ миг вдохновенья, солнцем согретый,Все отражается в душе поэта,В зеркале мира…

И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Диктор как раз предостерегал незадачливых пассажиров: двери, мол, закрываются. Я нажал на «паузу» и вскинулся, оглядываясь.

И увидел его. Подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Несомненно, он был Иным. Наверняка инициированным, поскольку он завороженно глядел на меня через сумрак и от сумрака достаточно умело заслонялся. Но его аура была девственно чиста. Чиста, как свежевыпавший снег, одинаково далеко отстоящий и от Света, и от Тьмы. Он был Иным, и при этом ни Светлым, ни Темным.

Мы смотрели друг на друга очень долго, весь путь до следующей остановки. Наверное, мы продолжали бы смотреть и дальше, но подростка одернула статная женщина, видимо мать.

— Егор! Ты уснул? Выходим.

Подросток встрепенулся, в последний раз взглянул на меня с неясной тоской и шагнул на перрон. А я остался в вагоне.

Еще с минуту я не мог прийти в себя, по-прежнему не понимая, чем поразил меня этот Иной. Что-то он мне напомнил. Что-то очень важное, но неуловимое. Я никак не мог сообразить — что.

Лишь вернувшись к Никольскому и «Зеркалу мира», я немного успокоился.

В зеркале видно, кто и как жил,Видно, кто песню — неправду сложил,Видно, кто хочет, чтобы все же была ночь,Видно, я должен людям помочь.Зеркало мира есть у меня,Хочешь взглянуть — так не бойся огня,Этот огонь воспоет моя лира,Пусть люди знают — есть добрая силаВ зеркале мира…

Странно. Эта песня больше подошла бы Светлым. Так почему же у меня, у Темного, так щемит где-то у сердца?

С этим неясным чувством я и вернулся в офис Дневного Дозора. Пожилой, умудренный годами дядька-вампир шарахнулся от меня, как святоша от искуса. Я встрепенулся и вдруг сообразил, что в моей собственной ауре цветут голубовато-белым несколько светлых полос.

— Простите. — Я привел ауру в порядок. — Это маскировка.

Вампир подозрительно поглядел на меня; из дежурки выглянула вампирша — можно было спорить на что угодно — жена.

Печати мои они проверили очень тщательно и, похоже, собирались мурыжить меня до последнего, но тут в офис вошел Эдгар с молоденькой ведьмой. Он понял все с первого взгляда, и не в меру бдительной вахте хватило единственного движения бровью. Эдгар кивнул мне и пошел к лифтам. Ведьма поедала меня взглядом.

В лифте она осмелилась на вопрос:

— Вы новенький?

Ее голос выражал целый спектр эмоций и устремлений, анализировать которые у меня не возникло ни желания, ни возможности. При Эдгаре и остальных сильных Иных мне почему-то не хотелось демонстрировать собственную силу.

Эдгар заинтересовался, причем я ощутил, что ему действительно интересно, как я отвечу.

— Ну, в определенном смысле — новенький.

Ведьмочка улыбнулась.

— А правда, что вы в одиночку разогнали четверых боевиков-Светлых и убили тигрицу?

Эдгар еле заметно искривил губы в саркастической улыбке, но снова заинтересованно промолчал.

— Правда.

Задать новый вопрос ведьма не успела. Мы приехали.

— Алита, — сказал Эдгар почему-то густым шаляпинским басом. — Нашего гостя будешь мучить потом. Сначала отчитайся перед Анной Тихоновной…

Алита с энтузиазмом кивнула и обратилась ко мне:

— А можно к вам на кофе заглянуть? Через часик?

— Можно, — позволил я. — Только у меня нет кофе.

— Я принесу, — пообещала ведьмочка. И направилась к офису.

Она не спросила, где я живу. Значит, знала. Несколько секунд я глядел ведьмочке в спину. Спина в модной серебристой куртке, какие носят горнолыжники и туристы (мне сразу вспомнились мои лесные знакомые), была украшена ярким рисунком: анимэшная большеглазая девица с вытянутой в ударе ногой и надпись «Battle Angel Alita». Рисунок и надпись частично закрывались рассыпавшимися поверх куртки длинными волосами ведьмочки.

Эдгар тоже поглядел Алите вслед. Там было на что поглядеть, невзирая даже на зимнюю экипировку.

— Придет, — глубокомысленно заметил Эдгар. — Она о тебе уже спрашивала.

Я пожал плечами.

— Завтра трибунал, — переключился я на другую тему. — Мне как? Прогуливать? Или со всеми?

— Со всеми, естественно, ты ведь свидетель. — Эдгар огляделся. — Может, зайдем в кабинет?

— Зайдем.

Почему-то я был уверен, что этот кабинет никогда не использовался настоящим шефом Дневного Дозора, ныне в Москве отсутствующим, в качестве директорского. Скорее всего это кабинет Эдгара или кого-то из высших Темных. Я с удовольствием повалился в кресло, машинально отметив, что оно куда удобнее продавленных диванов в вагонах метро. Эдгар выставил откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка.

— Хлопнем? — предложил он.

— Хлопнем.

С чего отказываться от старого «Коктебеля»?

— Это хорошо, что ты приехал, — сказал Эдгар, разливая коньяк. — Иначе нам пришлось бы тебя разыскивать.

— Дабы разъяснить тактику и стратегию поведения на завтрашнем заседании трибунала? — попытался угадать я.

— Именно.

Коньяк был хорошим. Мягким и ароматным. Пусть не самой известной и престижной марки (а какая это, кстати?), но мне очень понравился.

— Я даже не буду больше выяснять, почему ты так странно себя ведешь. Мне, если честно, запретили это делать. Оттуда. — Эдгар многозначительно зыркнул в потолок — Я тем более не стану пытаться выяснить, кто ты есть на самом деле. По все той же причине. Я хочу только спросить: ты с нами? Ты с Дневным Дозором? С Темными? На тебя можно рассчитывать завтра, как на своего?

— Безусловно, — сказал я, не задумываясь. И уточнил: — Это ответ на все вопросы.

— Это хорошо, — вздохнул Эдгар несколько тоскливо и залпом осушил шарообразный бокал.

По-моему, он мне не верил.

Коньяк мы допили в полном молчании. О поведении на завтрашнем заседании Трибунала Эдгар не счел нужным совещаться. Видимо, решил, что я все равно поступлю по-своему. И был глубоко прав.