Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы

Обморочная, но непорочная невинность от таких слов мигом приходит в себя:

— Я ни с кем не встречалась! Я все время была в зале!!!

— Да, молодой человек, — поддакивает герцог.

Томми разводит руками:

— Ваша светлость, так я и уверен, что это был навет! Конечно же ваша дочь не могла так поступить, кто-то хотел ее опорочить! Потому-то я и пришел заранее! И схоронился у беседки!

— Так… и что было дальше?

— Потом туда пришел человек во всем черном. Он закрывал лицо, но я не обеспокоился.

— И почему же?

Томми смотрит на герцога, как на болвана.

— Ваша светлость, так ежели это был чей-то тайный возлюбленный…

— Понятно. А почему вы не сказали мне?

Том разводит руками.

— А кто бы мне поверил? Я даже своему сюзерену не сказал, чтобы он не волновался. Записка подметная… Так только подлецы поступают.

Крыть было нечем.

— А потом?

— Туда направился его высочество Андрэ. Мы его даже остановить не успели. Не ожидали.

— И?

— Человек в плаще чем-то ударил его. А потом затеял драку, когда Тайпс выскочил из кустов на помощь его высочеству. А мы бросились звать на помощь.

— Вы бросили его высочество?

Тут я решаю перебить герцога:

— Скажите, а у вас в каждой беседке по убийце — или моему брату просто не повезло?

В саду уже везде мелькали факелы, стало шумно и людно — а рядом с беседкой лежали четыре тела. Два неподвижных, одно ругающееся и зажимающее рану на плече, и еще одно как раз сейчас увязывали, словно колбасу.

Я приглядываюсь уже к ауре.

Андрэ безнадежно мертв. Придворный… как его там бишь — Тайпс? — умирает. Еще один, в форме стражника, хрипит, хватаясь за перебитую гортань. Тоже не жилец, я лечить не умею. Убийца жив-здоров и весьма агрессивен. Он-то собирался тихо сделать свое дело и так же тихо уйти, а вместо этого поднялся шум, набежала стража…

Обидно.

— В пыточную его!!! — командует герцог.

Я усмехаюсь. Да теперь-то уж что? Но…

Я хватаюсь за виски, изображая отчаяние:

— Мой брат! Мой бедный брат!!!

Едва сам себе не поверил. Герцог-то уж точно проникается, глядит сочувственно…

— Ваше высочество, может быть, вам прилечь?

— Нет! Я должен быть рядом с телом! Обязательно!

— Пропустите!!! Мой принц!!!

Лавиния проталкивается через толпу, бросает взгляд на тело Андрэ — и во второй раз падает в обморок на чьи-то услужливо подставленные руки.

То-то же. Раньше надо было думать, а не на несчастного меня покушаться.

Я делаю самое благородное лицо:

— Бедная девочка! Она так переживает!

Получается настолько прочувствованно, что герцог сам тяжко вздыхает. И только потом до него доходит. А ведь принц-то… того! И мужчина на глазах белеет, просчитывая последствия.

Хорошо, если это происки врагов. А если — нет?

Если кто-то из своих? Например, приревновав Лавинию?

А если война?

Надо оно Ратаверу?

Я читаю эти мысли так легко, словно герцог орет во всю глотку. И когда он поворачивается ко мне, помогаю ему:

— Ваша светлость, я должен бдеть у тела брата. Но вы же проведете дознание?..

Ей-ей, еще бы минута — и он бы мне на шею кинулся.

— Разумеется, ваше высочество! Честью клянусь!!!

Клялся бы ты чем-то, что имеешь, — я бы поверил.

А человек, у которого жена выносила ребенка от вампира, причем наверняка сам подкладывал… Сударь, ваша фамильная честь давно оленем по лесам бегает.

Почему оленем?

Ну, пусть лосем. Рогатым.

У тела Андрэ я провожу примерно четыре часа. Томми крутится рядом, тоже изображая подобающую скорбь. Но…

— Алекс, ведь это — она.

— И что?

— А мы не будем мстить?

Ага, щас! Мстить за то, что Лавиния мне помогла? Да я ей даже немного обязан… может, даже сразу убивать не буду.

— Томми, а мы выдержим сейчас войну с Теварром?

— Не знаю…

— К тому же мы на чужой территории. Думаешь, нас выпустят?

— Мы и спрашивать не будем.

— Том, за нами весь Ратавер будет охотиться. И пусть мы даже уйдем — но куда?

— Домой…

— А там — Рудольф. Лишившийся сегодня сыночка. Он нас примет с распростертыми объятиями и прижмет к сердцу, правда?

— Кривда, — огрызается друг, до которого начинает доходить. Да, Тома я люблю, но политика — это решительно не его дело. Он вояка, он надежный друг, крепкий тыл, верная рука, но крутить и распутывать сложные комбинации — это скорее к Рене.

Увы, Моринар высочайшим указанием остался дома. Рудольф не особо потворствовал нашей дружбе, как знал, чего бояться надо.

— Но мы можем уйти в Торрин.

— И подставить тех, кто там живет? Марту, Рене, отца с матерью?.. Том, ты серьезно? Рудольф ведь обвинит во всем нас как единственных уцелевших. И начнет охотиться не на истинных виновников. Те — отговорятся, придумают сотню и одну причину, подставят нас — и долго ждать не придется.

— Ну и что же тогда делать?

— Оставаться здесь и собирать компромат.

— Алекс… это цинично.

— А я добрым и не прикидывался.

— Тебе Андрэ не жалко?

Я оценивающе смотрю на гроб, в котором лежит тело моего двоюродного брата. Мы так и не стали родными, не стали близкими, мы вообще никем не стали. Даже врагами.

Рене мне намного ближе, чем Андрэ.

Сочувствую ли я ему?

Не больше, чем любому другому парню. Что и было озвучено.

— Он ведь перед Мишель не виноват…

— Никто не виноват. Но ведь никто ничего и не делал для нее, так?

Том кивает.

— Значит, я тоже не обязан разбираться в мере наказания. Андрэ не виноват. А вы? Если бы что-то случилось с Риком, вам бы худо пришлось. В чем виноваты вы?

Том опускает голову:

— Алекс, я все понимаю. Но это как-то… Абигейль — да, она виновна, мсти! Рудольф, хотя он попросту глуп. Родня королевы — спору нет! А этот сопливый мальчишка?

— Абигейль. Только в штанах. Вспомни, на турнире он не собирался меня щадить или хотя бы проявлять благородство. Он привык быть лучшим, первым, привык, что ему все в попу дуют… Я не мстил лично ему, Том. Я просто толкнул колесо мести — и жернова сдвинулись, перемолов и его судьбу. Я не ненавидел его — и я не считаю себя виновным. Он просто съел то, что приготовили для меня. Так бывает.

— Ты подсунул ему записку, и ты его подставил.

— Да. И что?

— Ты же понимаешь, что я хочу сказать.

Я вздыхаю. Ей-ей, если Томми и дальше будет так морализаторствовать — сделаю его главой над всеми святошами страны. Пусть проповедует.

— Я все равно не чувствую себя виноватым. Как хочешь, Томми, но это судьба. Чем он лучше или хуже другого парня? Я мог бы подсунуть записку кому угодно. Я выбрал его — да. И не без задней мысли.