Плетеный человек - Антон Чернов
— Хорош сопли жевать! — в голос пролязгал я, благо уже состоял из пилообразного мотка тросов, кроме головы. — Поехали! — прорычал я.
А тросы, видно, по старой памяти, добавили толику удовольствия в мелодию разрушения.
А сердцевина дерева размалывалась в труху. Я этого не видел, но чувствовал. Тело Егора давно превратилось в кашу, вместе с содержимым. А я крошил ствол с самого себя удивляющей скоростью. Причём ещё и энергию получал… Не душевную, конечно, что-то вроде жидкого бульончика, но тем не менее. И целенаправленно разрушал ствол.
— НЕ-Е-Е-ЕТ!!! — даже не проревел, прогремел женский голос.
Небывальщина завибрировала, дерево, чёрт возьми, крошимое мной дерево! — и то завибрировало в такт этому крику.
Только не прыгай, дура. Не хочу тебя убивать, а останавливаться не буду, мысленно попросил я.
То ли отрубилась от чувств-с, то ли её мужезаменители удержали — чёрт знает, не до того было. Но не прыгнула.
А через пять минут дерево Дубков было без сердцвины. И машинерию, в сердцевине понатыканную, я порушил. А значит, хрен эта дура второй раз такую хрень сотворит. Ну реально, мёртвое — мёртвым. Живое — живым. Пусть с любовниками своими утешится, в конце концов! А я злодей, и ниипёт!
— Поганый заказ, — пробулькал я на дне, под дырой от сердцевины. — Но правильный!
И потопал я к байку. Некроса пока было достаточно, никаких гадостей и пакостей не творилось. А если эта дура в некрос с горя сиганёт… ну и дура, рассуждал я. Главное — не я. Не хочу её убивать. И вспоминать не хочу, сам себе признался я.
Выплыл рядом с байком. Егорьевск гудел, народ носился. Но меня никто не видел, да и не искал, вроде. Так что завёл я байк на мелководье, да и потолкал его от Дубков.
Дотолкал до чистого от “пугалки” поля, как раз рядом с плотиной.
— Водяной!
— Тут я, Кащей.
— Не будет больше мёртвой воды. Умерла, — хмыкнул я.
Только в горле запершило слегка. Но сталь тросов справилась.
— Вот хорошо-то, вот славно! Кащей… — перестал ликовать Водяной. — Что желаешь?
— ДОМОЙ ЖЕЛАЮ! ДОСТАВЬ НЕМЕДЛЯ!!! — пролязгал я, светя глазами как прожекторами.
— Как скажешь, Кащеюшка. А награда?
— Это — награда, — отрезал я.
— А как…
— Спорить вздумал? Торговаться? — прошипел я.
— В мыслях не держал! Благодарствую, Бессмертный!
— Не за что, — буркнул я, встряхнулся, задавил всякую соплежуистость внутрях, как и психи. — Мне ждать-то долго, Водяной? — ехидно уточнил я.
Впрочем, плавучий остров был неподалёку. А я, уже на пути назад, вглядывался в звёзды и северное сияние, под Инсинуацию Королевы. Или тонкий намёк, кому как.
24. Скотоложество и ненависть Восточного Меллорна
Добрались мы с Водяным до наших краёв, когда начинало рассветать. То ли я во времени потерялся, то ли нечистик не стал сома утруждать.
В общем-то и пофиг, а вот выйдя на берег и послав щекастого нахрен, я стал прикидывать, что и как.
Так-то, по планам “на интересное посмотреть” надо было мне по ещё не посещённым селениям помотаться. Добру их подвергнуть или злодейство какое жуткое учинить.
Но что-то как-то неохота было. Я бы в Зеленюки вернулся, повалялся в домике, может, даже поспал бы.
Впрочем, а почему “бы”, встряхнулся я. Желает моя бессмертная персона отдыхать — значит, отдохнёт. И в баньку можно сходить зеленюковскую, а то и не был там толком. И всякие разные парильни мне предлагались, тоже, в общем-то, интересно.
В общем, решено. Выходной. Решил я это, только думал на толкаемый по дороге байк взгромоздиться (ну, толкал, бредя, потому что думал. Как-то так, да и не торопился никуда), как в башку мне прилетает чуть ли не снаряд!
Небывальщиной разящий, как сволочь! Но, то ли тросы “обучались”, то ли я, как маг, на подсознании… Так и не понял. Но лбом этот боеприпас я встречать не стал, а башка пропустила пятнадцатисантиметровой длины штырь сквозь себя. И шмякнулся я на дорогу, прикрываясь байком от “траектории стрельбы”. Типа мёртвым, само собой.
— Вот же сволочи какие, — философски рассуждал я. — И ведь именно охотились на меня, паразиты! С такими пулями только на Леших и Кащеев ходить, блин!
А за байком я скрючился потому, что в пределах моей чувствительности ни черта никого не чувствовалось. С километра стреляли, снайпер фигов какой-то. Причём я, похоже, своим задумчивым “толканием байка” и дал возможность занять позицию.
Ну да ладно. Байк хрен пробьёт, да и починится байк, он уже и вправду “конь”, условно-живой артефакт. А кафтан такими урановыми ломами дырявить не охота.
Да и себя — небывальщина на ломе была… “злой”. Не знаю, как иначе объяснить, но злой, разрушительной, внушающей опасения. И тросы с подсознанием и вправду, в обход неторопливых мозгов, решили “а ну его нахер!”
Молодцы какие, порадовался я за состовляющие себя. В принципе — хер знает, что эта пакость со мной могла сделать, конечно. Но что проверять не стал — зашибись, факт.
Так вот, я лежу на дорожке, байком прикрытый. Не шевелюсь, как разумный Кащей, мёртвый труп изображаю. Вражина может быть только в рощице, в километре от меня, плюс-минус.
По бокам всё просматривается, поле. И чувствительность у меня сносная. Нечистик… нет, два каких-то с изумлением взирают на происходящее, но прячутся. Вряд ли при делах.
Сзади никого нет, почти гарантированно. Я хоть в благородной задумчивости и сплине всяческих пребывал, но округу по пути мониторил. Были повороты, пока байк толкал. В общем — КРАЙНЕ маловероятно. Не говоря о том, что были бы вражины в тылах — меня бы уже дырявить пытались, по логике.
А значит, некие гнусные сволочи затаились в роще и самым наглым и хамским образом покусились на мою бессмертную жизнь.
И что они будут делать? Вариантов-то у сволочей два:
Либо гадский снипер (одна мерзкая рожа или с подтанцовкой — непринципиально) драпает с визгом вдаль, довольно потирая лапки. В этом случае полежу часок, мысли мудрые подумаю, а потом найду сволоту. И живые позавидуют мёртвым, куда деваться. Или мёртвые живым, если сволота — тифлинг некротический какой, тоже вариант.
Либо попырятся злогеи на моё артистично-дохлое тело, да и попрутся проверять. Прямо скажем, вариант предпочтительный, очень хочется, чтоб так. Неохота мне искать покусителей, если честно. Как
