Кристофер Сташеф - Здесь водятся чудовища
— Подарком отвечу на подарок, — горячо прошептала она. — Ты поделилась со мной, — прими же и мой дар!
С этими словами она склонилась над бесчувственной Алуэтте. Со стороны можно было подумать, что девушки целуются.
Ртуть кивнула:
— В эту ночь мы все рано уляжемся спать — а может, даже и не дожидаясь ночи.
Корделия сосредоточенно нахмурилась, свела брови на переносице, пронзая взглядом лицо Алуэтты. Через минуту веки ее пациентки вздрогнули, затем глаза удивленно распахнулись. Алуэтта огляделась, морща лоб и пытаясь вспомнить, что же с ней произошло. Постепенно память всплывала на поверхность, как прошлое всплывает в настоящее, когда оно становится легким и безвредным. Лицо Алуэтты озарилось улыбкой, которую она тут же подарила Корделии. Она догадалась обо всем:
— Спасибо вам, леди. Вы так добры — вы вернули меня к жизни.
— Так же, как и ты меня, — с нежной улыбкой ответила Корделия. — Леди, без вас не обойтись. Тут у народа появился вопрос — что делать с тем зловредным духом, если он вернется и начнет беспокоить местное население? Так что вставай, товарищ по оружию. Враг еще не угомонился.
— Как это не угомонился? — в тревоге воскликнул какой-то поселянин — очевидно, самый беспокойный.
— Вы на него не обращайте внимания, — посоветовала Корделии какая-то женщина. — Он всегда такой.
Но этого поселянина унять было не так-то просто.
Он выскочил вперед, перед толпой своих соотечественников, простирая руки:
— Леди, если вы не успокоили этого духа, то что нам делать, когда он вернется?
— Этот уже не вернется, — утешила его Ртуть. — А вот его хозяин… Но вряд ли он сделает это сам. Просто если среди вас появятся фантазеры, желающие вызвать духа, вы непременно будете иметь новые неприятности. И еще добрая сотня таких же, и нестрашнее, придет сюда чтобы развеять скуку деревенской жизни.
— Да не будем мы никого вызывать! С нас хватит! — закричали из толпы. — А что, если кошка вернется без спросу?
— Это как?
— А вот так — просто вернется без наших вызовов?
— Не пляшите вокруг костров. Не жарьте кошек, не пойте разнузданных песен — и живите себе спокойно, — резонно заметила Ртуть.
Корделия кивнула, поддержав ее:
— Такие существа не берутся с бухты-барахты — они никогда не приходят просто так. Просто так приходят лишь марионетки, поднятые из мха одной силой воображения.
Беспокойный человек подошел ближе, уперев руки в бока:
— Значит, получается, достаточно не проводить ритуалов — и все будет шито-крыто?
— Это еще не все, — вдруг вспомнила Корделия. — Сердцевина Тагхаирма — это жестокость. Иногда для его вызова достаточно разгула жестокости в одной отдельно взятой деревне.
Женщина-поселянка надула губы в задумчивости.
— Значит, если мальчишки будут мучать кошек…
— Все может быть, — кивнула Корделия. — И если мужчины станут бить своих жен, и богатый начнет притеснять бедного, и жена измываться над мужем-рогоносцем — за все это придется платить. Жестокость — это пища Тагхаирма. А костры и пляски — это просто окно, через которое удобнее пролезть в этот мир, но поверьте мне, он пролезет и сквозь щели, если учует поживу. Будьте же внимательны друг к другу, будьте милосердны даже к животным, которых употребляете в пищу. Не заставляйте мучаться никого. И тогда вы не оставите ни малейшей дыры, куда бы могло проникнуть зло.
Люди обескураженно переглядывались. Они крепко призадумались. Иные чесали в голове, припоминая свою прежнюю жизнь.
— Начнем же наши добрые дела с тех, кто спас нас — с наших троих спасительниц! — неожиданно с внезапной решимостью воскликнула женщина. — Эта леди потеряла коня в бою с чудовищем — дадим ей другую лошадь. Эй, у кого есть…
Но ей не дали договорить этих слов.
— Дадим! — одобрительно закричали все в один голос.
— Вот и хорошо! А кто даст? Лично у меня только телка. Она же не поедет на телке… А то я бы охотно дала. Ты, Перегринус?
— Что я?
— Ну, ты же у нас богатей.
Названный Перегринусом замялся, теребя в руках шляпу:
— Да заболели у меня обе. Им не выдержать долгого пути.
— А я вообще безлошадный, — подал кто-то голос.
— Тебя и не спрашивают! Дерби!
— Что — Дерби? Чуть что — и сразу Дерби! Других имен, что ли, нет?
— Дерби, не испытывай наше терпение. У тебя же двуколка.
— А на чем я буду возить товар на рынок? — запротестовал Дерби.
— Мы тебе сколотим новую. Всем миром.
— Да-а… От вас дождешься.
— Перестань ломаться, — пробасил какой-то мужчина, — сделаю тебе новую — лучше прежней, а то леди не на чем продолжить путешествие.
— Ну так пусть забирает твою клячу.
— Ей сейчас нужны колеса — разве не понятно? Седло ей сейчас противопоказанно.
Видя эту возникшую заваруху, Алуэтта вмешалась:
— Нет, нет, друзья, — заговорила она — но рука, едва она ее подняла, оказалась свинцовой — и тут же упала. — Я вполне удержусь и в седле, не беспокойтесь, На моей лошади.
— Да что вы смотрите, — сказала какая-то женщина, прорываясь сквозь толпу. Была она пышная и дородная, со странно белым лицом, будто обсыпанным белой пылью.
— Мельничиха! — воскликнули все. — Ну как же мы про тебя забыли!
— Да, — отрезала женщина. — Не то, что вы…
— Вы не поедете на своей лошади, — сообщила она Алуэтте.
— А что такое, — заозиралась она. — С ней что-то случилось?
— Нет, леди. Вы поедете на моей лошади. Трехлетка. Такая же юная и грациозная, как вы, и лучшей кобылы вам не сыскать в этих землях. Конечно, ее не сравнишь с боевым конем, но повозку вашу она довезет хоть на край света.
— Но это же ваше достояние! — запротестовала девушка. — Я не могу…
Рука Корделии остановила ее:
— Мы немедленно вернем кобылу обратно, как только подыщем жеребца, который сможет заменить мою лошадь, — твердо и неукоснительно сказала она. — А вместе с ней — подарки этой доброй женщине и ее односельчанам.
Алуэтта увидела улыбку на устах Корделии, и сразу все поняла — это был случай отблагодарить, не подчеркивая благодарность — и дать им урок доброты и щедрости, которой так не хватало в этом селении, и откуда, может быть, произошли все беды поселян, открыв путь нашествию монстров.
Она ответила слабой улыбкой и, обратившись к народу, сказала:
— Мне будет приятно совершать путешествие в вашей повозке. Спасибо, друзья. Мы очень ценим вашу помощь.
Люди заулыбались и захлопали в ладоши.
Так полчаса спустя коренастая крестьянская лошаденка бодро семенила меж двумя скакунами. Алуэтта откинулась в двуколке, поглядывая сквозь полог, которые смастерили ей из сосновых веток, на Корделию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});