Гарри Тёртлдав - Крисп Видесский

— Я не знаю, ваше величество. Я надеялся, что вы мне скажете, — ответил Гнатий совершенно серьезно. Крисп был Автократором; битвы с чужеземными врагами — его дело.

«Если это и правда бессмертный колдун, поклоняющийся Скотосу и ненавидящий Фоса, — написал Яковизий, — то почему он прежде не беспокоил Видесс?»

Сомнения Криспа пробудились было вновь, но Гнатий решительно ответил:

— Откуда мы это знаем? Бог благой и премудрый знает, ваше высочество, за эти годы империя получила несчастий полной мерой. Сколько из них породил или усугубил Ршава? Наше незнание тайных причин не доказывает, что их нет.

— Святой отец, мне кажется — я боюсь, — что ты прав, — сказал Крисп. Только тот человек — если этот Ршава или Арваш еще человек, — кто поклонялся Скотосу, мог учинить жестокую резню в Имбросе. И только колдун с опытом трех веков за плечами мог так испугать столь умелого и сильного чародея, как Трокунд.

Детали складывались, как кусочки деревянной мозаики, но рисуемый ими облик вызывал у Криспа дрожь.

— Теперь поступайте со мною, как знаете, ваше величество, — сказал Гнатий. — Я знаю, что у вас нет причин любить меня, да и у меня, правду говоря, — вас. Но эту историю следовало донести до вас не ради вас или меня, но ради империи.

«Странно, — написал Яковизий. — Я-то полагал его совершенно бесчестным типом. Вот и полагайся после этого на прилагательные».

— Э… да. — Крисп вернул табличку Яковизию. Когда Гнатий понял, что это не для его глаз, он только поднял бровь. Крисп не обратил внимания. Он думал. — Как ты прекрасно понимаешь, Гнатий, — выговорил он в конце концов, — такая весть заслуживает награды.

— Прогулка за стенами монастыря, пусть краткая, сама по себе служит мне наградой. — Гнатий снова поднял бровь. — Кстати, ваше величество, как вам удалось заставить пресвятого вселенского патриарха видессиан, — капелька иронии в его голосе обжигала сильнее яда, — согласиться на мое временное освобождение?

— Верно, мы ведь должны были оба подписать разрешение… — Крисп смущенно улыбнулся. — Честно сказать, святой отец, я просто забыл его спросить, а требования с императорской печатью хватило, как я понимаю, чтобы запугать вашего настоятеля до смерти.

— Очевидно. — Гнатий помолчал и продолжил:

— Пресвятой патриарх будет очень недоволен, узнав, что вы проявили ко мне такое снисхождение.

— Ну и Фос с ним. Я им тоже не слишком доволен. — Только когда эти слова слетели с его губ, Крисп сообразил, что не слишком хорошо хаять нынешнего неуемного патриарха перед бывшим.

Гнатий даже бровью не повел; Крисп восхитился его выдержкой. Но слова он подбирал исключительно осторожно:

— И насколько крупную награду рассчитывает вручить мне ваше величество?

Яковизий забулькал. Гнатий тревожно обернулся; Крисп к этому времени уже привык к странному смеху немого. Ему и самому хотелось расхохотаться.

— Обратно в старые сапоги захотелось, святой отец?

— Вероятно, мне следовало бы смутиться, ваше величество, но вы правы. Честно говоря, — Крисп решил, что Гнатию такой подвиг вряд ли под силу, — у меня кровь закипает при мысли, что на патриаршем троне восседает этот узколобый фанатик.

— Он тебя любит не больше, — заметил Крисп.

— Я знаю об этом. И уважаю его честность и искренность. Но разве вы не обнаружили, ваше величество, что от честных фанатиков — одни проблемы?

«А много ли ему известно о вызове Пирра в Тронную палату?» подумал Крисп. Или о бунтах у Собора. Наверное, почти все. Пусть Гнатий и был заключен в монастырь, но Крисп готов был поспорить, что ему ведом каждый городской слух.

— В ваших словах есть доля истины, святой отец, — признал он, наклоняясь вперед, точно торгуясь о цене на репу на имбросском рынке — в те времена, когда были еще Имброс и рынок. — Но как я могу довериться вам, когда вы предали меня не единожды, но дважды?

— Хороший вопрос, — вздохнул Гнатий, разводя руками. — У меня нет на него ответа, ваше величество. Могу сказать только, что буду вам лучшим патриархом, чем нынешний.

— Да, пока не решишь, что можешь посадить на трон императора получше нынешнего.

Гнатий склонил голову.

— Аргумент бесспорный.

— Вот что я сделаю, святой отец: отныне можешь выходить из монастыря в любое время, если настоятель не запретит. Полагаю, тебе потребуется письменное подтверждение. — Крисп послал евнуха за пером и пергаментом, набросал приказ, расписался, приложил печать и передал документ Гнатию:

— Надеюсь, ты простишь недочеты стиля и грамматики.

— За этот документ, ваше величество, я многое могу простить, — ответил Гнатий. Эта фраза вместила в себя все различия между ним и Пирром. Пирр никогда и ничего не прощал.

— Если обнаружишь в летописях что-то еще, — предупредил Крисп, — немедля дай знать мне.

Гнатий понял, что аудиенция окончена. Он опустился ниц, встал и двинулся к выходу, где его перехватил Барсим.

— Сопроводить ли халогаям святого отца в монастырь? — осведомился вестиарий.

— Нет, пусть добирается сам, — ответил Крисп, чем ухитрился удивить своего постельничего — задача нелегкая. Покорно поклонившись, но сохраняя на лице красноречивейшее выражение, Барсим вывел Гнатия из комнаты.

Крисп послушал, как удаляются шаги по коридору, и обратился к Яковизию:

— И что теперь?

««Что теперь?» в смысле «Отдать ли Гнатию Собор?» или «Что с Арвашем делать?»», — написал Яковизий.

— Не знаю, — вздохнул Крисп, — и, богом благим клянусь, я не думал, что эти вопросы узлом завяжутся. Начнем с патриарха, — решил он. — Пирр должен уйти. — За две недели, прошедшие с того дня, как Крисп вошел в императорскую ложу в Соборе, страже пришлось подавлять еще два бунта — по счастью, маленьких.

«Да уж, мой двоюродный братец не больно сговорчив, — нацарапал Яковизий. — Если хочешь вернуть Гнатия — быть может, он станет потише, если пригрозить сдать его на корм халогаям, коли слово «измена» хоть раз вступит в его кривомозглую голову».

— А в этом что-то есть. — Крисп вспомнил, как шарахнулся Гнатий от секиры телохранителя в ту ночь, когда Крисп захватил трон. Он с восхищением перевел взгляд на Яковизия:

— Знаешь, я слышу твой голос каждый раз, когда читаю эти заметки. Твои слова на воске или пергаменте передают тон твоей речи. А когда я пытаюсь выразить свои мысли в письме, получается невыразительно и скучно. Как тебе это удается?

«ГЕНИЙ», — нацарапал Яковизий. Крисп сделал вид, что ломает табличку о его голову. Аристократ перехватил табличку и довольно долго писал, прежде чем отдать ее императору.