Сергей Сергеев - Антимир

— Ну и кто?

— А мотив? — не удивляясь, продолжал расспрос Ухваткин.

Если бы он был внимательней, то заметил, что человек, который сообщил для него очень ценную информацию, совсем не удивился его вялой реакции на новость. Так мог оценивать происходящее только тот, кто знал о нём почти всё.

— Вот оно как, а откуда информация? — инертно вёл разговор Алексей.

— Понятно, хорошо спасибо за работу, подробности тогда завтра при встрече.

"Что ж, всё сходится и Черников переводит стрелки на этого козла "дядю Славу", — анализировал он только что закончившееся общение с помощником.

— Тебе уже лучше? — справилась о его здоровье дочь, которая всё это время стояла рядом.

— Спасибо тебе, уже отпустило, — улыбаясь и пряча телефон в футляр, отвечал отец.

— А кто это звонил? — не унималась она с вопросами.

— Да так, по работе, — как можно безразличней произнёс Алексей.

Она подошла ближе и села рядом. Испытующе глядя ему в лицо, продолжала настойчиво добиваться от него чего-то своего, известного только ей:

— Ну, и что ты будешь делать?

— В каком смысле? — сделал он уточнения, хотя уже догадывался, о чём идёт речь.

— С дядей Славой? — не смущаясь и не сбиваясь от своей линии, продолжала Катя.

— Ты хочешь оставить как есть? — вопросом на вопрос ответил Алексей.

— Да! — она почти выкрикнула и даже немного подпрыгнула, что наконец-то, выдало в ней ребёнка.

— Вот если мама вернётся, я его прощу, — назидательно и с улыбочкой высказал своё пожелание отец.

— Нет, пап, так не пойдёт, ты прости его сейчас и маме ничего не говори про него, это будет нашим секретом, — забеспокоилась Катя, а выражение её лица приобрело оттенок недетской озабоченности.

— Ой, не знаю, Кать, всё как-то странно и необычно, ведь так, как хочешь ты, в этом мире не поступают.

Ухваткин приподнялся и сел более прямо, ощупывая и придерживая правый бок. При движении болей не ощущалось, и он опустил руку.

— Ты прости и забудь про него. Он сам себе найдёт наказание, а маму позови, пусть не сразу, но она придёт. Я знаю.

Катя говорила горячо и быстро, она даже немного покраснела лицом, что и придало её словам значимый вес.

— Что же делать? Придётся поверить тебе, устами ребёнка глаголет истина.

Проникнутый её уверенностью в правоте и под её напором Ухваткин принял решение поступать не по своим правилам.

"Посмотрим, что из этого выйдет, а свернуть шею "дяде Славе" всегда успею", — рассудил он про себя и поднялся с дивана.

— Закрываем всё и поехали домой? — спросил он уже бодро дочь.

— Не домой, а к маме, — упрямо ответила та.

— Ну, к маме, так к маме, что, действительно, тянуть-то, — в который уже раз согласился он с дочкой.

Глава 19

Выслушав вечером рассказ Марии о трансцендентном перемещении, но не тела, а всего лишь сознания, Черников призадумался.

"Оказывается, возможно, и так, и нет фактически никакого риска".

Однако размышляя далее, он всё больше и больше накручивал себя, чувство неудовлетворённости собой росло и заставляло его предпринять какие-то действия и, по возможности, немедленно.

От его спокойствия и благодушия, приобретённого в течение дня, не осталось и следа. Теперь его терзали приступы ревности и ущерблённое самолюбие.

"Какой-то недотёпа, деревянный военный, сам не может и рубля без Машки заработать, перемещается куда хочет, точно маг какой-то".

"Нет, нужно их содружество прекратить, тогда без неё он ноль".

Пока Маша была в ванной, он расхаживал по комнате, как разъярённый лев в клетке, не обращая внимания на работающий телевизор, и лишь иногда приостанавливался и прислушивался: льётся ли из крана вода. Ему не хотелось, чтобы Маша увидела его таким возбуждённым потому, что он ещё не готов честно объяснить причину своего нервного срыва.

Кран закрыли, и шум прекратился, прошло несколько томительных секунд, прежде чем стукнула щеколда, и щёлкнула магнитами дверь. Ему показалось, что лицо вспыхнуло, как бывает часто, когда бросают хворост в костёр, и пламя, быстро охватывая его, обдаёт жаром окружающих. Он прислонил правую руку тыльной стороной к щеке, разность температур присутствовала: то ли щека действительно пылала, то ли конечности были холодными, не разобрать.

Черников поспешил сесть на диван и продемонстрировать вид человека, увлечённого телевизионным сериалом.

Мария в махровом бежевом халате с распущенными волосами и расчёской в руке, не останавливаясь, проследовала в спальню.

Виктор понемногу успокаивался, и его мысли приходили в порядок. Он стал проигрывать предстоящий диалог, так как решение поговорить с Марией серьёзно на тему их приватных отношений с Хрусталёвым было окончательным.

"Иначе век воли не видать", — процитировал он, уместную в таких случаях народную фразу.

Собравшись с духом и набросав приблизительную схему монолога, он крадучись сначала заглянул, а затем и проскользнул в открытую дверь.

Маша уже готовилась ко сну, сидела на пуфике перед зеркалом и расчёсывала свои длинные волосы. Она спиной ощутила, когда он бесшумно вошёл в спальню: по спине пробежали мурашки, и показалось, что свет лампы напрягся и засветил ярче, стараясь преодолеть надвигающуюся тьму.

Мария знала, что неприятного разговора не избежать, Виктор копил отрицательную энергию весь вечер. Она стекалась в их жилище отовсюду, просачивалась сквозь закрытые двери и распахнутые окна, балкон, концентрировалась и сгущалась, и как ей не собираться, если приглашают и зовут. Это ещё не зло, но близкое к нему, это её вместилище, это её накопитель.

Но Маша ожидала чего-то подобного, и потому вслед за холодными мурашками пробежала тёплая волна и согрела спину.

"Ну, вот и всё, а ты боялась".

— Маша, ты должна выслушать меня, я хочу с тобой поговорить серьёзно, — начал свою заготовленную речь Виктор, остановившись посредине комнаты у торца двуспальной кровати и положив руки на её спинку.

— Я слушаю очень внимательно, — ответила она ему, однако продолжила расчёсываться и лишь слегка поменяла ракурс, чтобы теперь хоть в пол-оборота, но видеть говорящего с ней мужа.

Такие её действия немножко смутили Виктора, и он, пропустив пафосную преамбулу, сразу же выложил суть разговора:

— Такие люди, как твой Хрусталёв, опасны, и ты должна прекратить все отношения с ним.

— Интересный поворот, и чем же они опасны? — перебила она его, повернувшись к нему в полный фас, но не прекратив работать руками и расчёской.

— Прошу не перебивай меня! — почти выкрикнул он, но опомнился и продолжил в прежнем тоне, — Они несут по миру заразу, разбрасывают вокруг себя липкое и противное семя сомнения в возможность индивидуума самостоятельно выживать, в стремление людей улучшить свой быт. Так появляются бомжи, сектанты и прочий народ с не расширенным сознанием, а наоборот, усечённым. Люди и так слабы на голову, а тут им ещё поток непонятно чего.