Елена Смирнова - Зимние волки полуночи

Сначала я долго не могла понять, чего хочет от меня изящная серая волчица, рычащая и воющая на меня так, что закладывало уши. Отреагировала я на оскаленную морду чисто по-женски — завопила так, что слышно, наверное, было, на полквартала. Волчица недовольно зажала лапами уши, попятилась и, поразмыслив, превратилась в Веру.

— Зачем же так орать?

— Радуйся, что во мне не взыграли магические инстинкты, — мрачно сообщила я, садясь. — Зачем ты меня разбудила, такой красивый сон снился.

— Погляди на часы, — настроение у сестры, по всей видимости, было немногим лучше моего.

— И что? Всего лишь половина седьмого вече… половина седьмого? — я подскочила, мгновенно поднимаясь и сметая остатки сна. — Почему ты не разбудила меня раньше?

— Я пыталась, но ты спала слишком крепко. Пойдем, я уже позвала специалиста по созданию идеального облика. Он ждет наверху, — сестра потянула меня за собой по лестнице, мне осталось только пойти за ней.

Меня начали буквально пытать в четыре руки. Сначала сестра сделала попытку затянуть меня в корсет (стилист в это время держал меня, чтобы я не особенно пиналась), но через несколько минут взглянула на мой зеленоватый цвет лица и смягчилась, выкинув его, а я смогла, наконец, свободно вздохнуть.

Хуже обстояло дело с прической. Взглянув на мои волосы, стилист восхитился их густоте и длине. В глазах зажглись огоньки, и он вывалил на туалетный столик груду разных расчесок, щеток, заколок, шпилек и прочих страшноватых вещиц.

Посмотреть в зеркало мне не дали, тут же завесив его тканью, а на мои гневные возгласы отвечали, что с прической все в порядке. В это верилось с трудом, так как по ощущениям мне с головы снимали скальп, причем делали это неторопливо и с удовольствием.

Следом за прической наступила очередь макияжа, и выражение моего лица, я думаю, сразу же стало таким, словно я съела лимон — в поле зрения оказался небольшой чемоданчик, набитый всевозможными оттенками и видами пудры, тонального крема, теней, туши, румян и помады. Когда меня начали красить, мне показалось, что на моем лице оказалась как минимум половина всех этих средств.

Наконец с прической и макияжем было покончено, я покосилась на часы — они показывали половину восьмого, следовательно, в случае неудачи переделывать что-то будет уже некогда.

Меня наконец-то затянули в платье, все зашнуровали, застегнули и расправили каждую складочку. Я покосилась на босоножки, каблук которых был великоват и чересчур тонок даже для меня — десятисантиметровая шпилька-игла, которая при желании могла стать средством самообороны — этим каблуком легко можно было бы убить. Однако одеть что-либо безопаснее мне не дали два красноречивых взгляда, после чего я почти безропотно застегнула ремешок босоножек на лодыжках.

С украшениями тоже не возникло особых проблем, хотя я категорически отказалась надевать тяжелый платиновый обруч, усыпанный сапфирами — родовое украшение, передавшееся из поколения в поколение.

— Могу я, наконец, взглянуть на себя?

— Теперь… да, — придирчиво оглядев меня, заключила сестра. С легким шелестом с зеркала спала завеса, и я, наконец, смогла посмотреть на свое отражение.

Красиво… я застыла, словно пригвожденная к полу. Я давно не видела себя настолько женственной и уже давно забыла, что значит — быть именно девушкой, а не мальчишкой на каблуках. Но сейчас…

Синее шелковое платье, лиф и рукава которого до локтей были расшиты тончайшим узором, делало мои глаза из темно-голубых васильковыми, чему еще и способствовали серебряные украшения с мелкими темно-синими камнями. От локтя рукава были выполнены из тончайшей полупрозрачной ткани и разлетались от каждого движения, а чуть расклешенная юбка опускалась и струилась мягкими складками.

Насчет прически я опасалась зря — волосы, закрепленные на уровне плеч тонкой лентой, ниже были переплетены тонкими серебристыми нитями. Да и макияж не был сверхъестественным — серебристо-голубые тени, ровный цвет лица, полупрозрачный блеск и легкий естественный румянец.

— Ну… как? — поинтересовалась сестра, смотревшая на меня и пытающаяся понять, нравится ли мне или нет.

— Мне… нравится, — тихо ответила я, наконец отрываясь от своего отражения. — Я… пойду, пожалуй. Уже восемь.

— Удачного вечера, — пожелала Вера, в последний раз окидывая меня придирчивым взглядом и, не находя ни одной лишней детали, замолчала.

Когда я спустилась вниз, Роллон уже ждал меня, вольготно развалившись в кресле. Однако, заслышав тихие, для уха обычного человека бесшумные шаги, он встрепенулся и поднялся, подойдя к лестнице. Взглянул на меня.

Я улыбнулась краешком рта, наблюдая за его глазами. В данный момент у Роллона был взгляд кота, увидевшего на столе опрометчиво забытую хозяйкой банку сметаны без крышки. Он так и застыл в той позе, в которой стоял, глядя на меня и не двигаясь с места.

Я тоже особенно никуда не торопилась, смотря в сине-зеленые глаза цвета штормового моря и глубиной соперничающие только с ним же. Наверное, я действительно уже успела влюбиться в этого слишком прямолинейного, слишком требовательного, слишком холодного мужчину. Грустно… я уже знаю немного о зимних волках, и этого знания вполне хватает на то, чтобы загрустить. Роллон никогда не почувствует ко мне даже симпатии.

Впрочем… думаю, что я смогу это пережить. Но об этом я буду думать позже, уже после того, как он уйдет. Сейчас мне хватало просто стоять и смотреть в эти глаза, чувствуя, что сердце замирает.

А он… я не знаю, о чем думал он, но мне приятно было ощущать на себе такой взгляд. Так мы и стояли, молча, не нарушая тишины и покоя даже легким, неуловимым движением.

Идиллию разрушила сестра, ворвавшаяся на лестницу с воплем:

— Литы, подожди, ты потеряла… — два сразу же метнувшихся в ее сторону взгляда, не обещающих ничего хорошего, заставили Веру подавиться продолжением фразы и нерешительно отступить, немного нервно сглотнув. Однако через несколько секунд она справилась с собой и протянула мне выпавшую из уха серьгу. — Ну… желаю хорошо вам повеселиться.

— А ты не идешь? — немного удивленно спросила я. Чтобы сестра пропустила настолько важное и пышное светское мероприятие?

— Иду. Позже, — заверила она меня и скрылась в комнате.

Я снова повернулась к Роллону, разочарованно отметив, что все очарование, завладевшее было мной, развеялось.

Роллон чуть тряхнул головой и протянул мне руку:

— Ну что, пошли?

— Пошли, — улыбнулась я, принимая ее.

Немного пройдясь по вечерним улицам, уже не пышущих жаром, мы подошли к королевскому дворцу. Я оглядела поистине огромное здание, украшенное цветами и огнями.