Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

Дипольд выехал на размытый тракт в числе первых. Сильные ноги коня месят грязь, мощная грудь раздвигает воду. А там вон, впереди, прямо перед конской мордой кто-то орет, бранится.

Оберландец! Спешит, пробирается через мутные потоки к повозке с големом, с оружием… Спотыкается, падает лицом в липкую грязевую массу, поднимается, отплевывается, откашливается, лезет дальше, помогая ногам, руками. Дипольд подгоняет коня ближе, наносит короткий удар. Достает — самым кончиком меча. Крик стихает. Человек падает. Исчезает в темной пузырящейся жиже. Кровь смывает, уносит водой.

А вот еще один — у самой повозки уже. Этого пфальцграф просто валит конем. Сбивает, втаптывает в грязь, топит в грязи…

Прочих тоже — рубят, топчут, топят.

Лишь один оберландский боец успевает взобраться на шестиколесную повозку и отмахивается от кружащих вокруг всадников длинным мечом. Но и этот обречен. Вассершлосские гвардейцы умеют сражаться. И их сейчас больше. Кто-то за спиной оберландца ловко прыгает с седла на повозку. Подбирается, подкрадывается сзади.

В грязь катится срубленная голова. За ней медленно сползает обезглавленное тело оберландского мечника.

Ну, вот и все!

Кончено…

Дипольд взрезал мечом тяжелую плотную рогожу, которая, как оказалось, не только укрывала шестиколесную платформу, но была также подстелена снизу и подоткнута у бортов. Пфальцграф отметил мимоходом: плотная грубая ткань пропитана неведомым составом, совершенно не пропускающим влагу. В повозке было сухо. А под рассеченным покровом обнаружилась стальная длань в огромной шипастой перчатке. Так и есть — голем…

Если бы здесь был Лебиус и если бы прагсбургский магиер успел поднять свое чудовище, этот механический монстр разметал бы нападавших как котят, перетопил бы всех в грязи вместе с лошадьми. Но Лебиуса не было…

Под белым пологом второй повозки тоже уже копошились победители.

— Что там?! — крикнул Дипольд. — Ядра?

— Они самые, ваша светлость! — отозвался кто-то.

— Всем назад!

С такими трофеями следовало соблюдать особую осторожность.

Дипольд подогнал коня ближе. Откинул край полога.

Действительно, ядра. Темные, круглобокие. Ровные, гладкие. Свинцовые? Нет, скорее, просто облитые свинцом. И состоящие, по всей видимости, из двух скрепленных под свинцовой оболочкой половин. Одинаковые, словно для одной-единственной бомбарды изготовленные. И ведь небольшие совсем — с голову малого ребенка. Однако сила в них таится немалая. Неведомая, смертоносная, сокрушительная мощь, на которую не способен обычный пороховой заряд. Снарядами из такой же вот белой повозки оберландцы разбили ворота гейнского замка.

Все ядра тоже были помечены белой краской. Для того, наверное, чтобы орудийная прислуга и бомбардиры не перепутали в суматохе боя их с другими снарядами — набитыми иной алхимической и магиерской начинкой и предназначенными не взрывать, а палить, к примеру, всепрожигающим огнем, язвить едкой жидкой смесью, травить смертным дымом. Из каждого ядра торчал плотно скрученный короткий и толстый фитиль, вставленный в деревянную пробку-заглушку. Фитили густо покрывали мелкие прозрачные кристаллики. Не порох то, не селитра и не сера. Но Дипольд ничуть не сомневался: незнакомое вещество это воспламеняется легко и горит быстро. Только поднеси огонек, только кинь искорку — и…

— Ваша светлость, — окликнул Дипольда фон Швиц.

Дипольд повернулся. Лицо барона отчего-то было бледным. Глаза — полны ужаса.

— Что, Людвиг? В чем дело?

— Пленники, — хрипло выдавил фон Швиц. — Взгляните на них.

Да, о скованных цепью полонянах Дипольд как-то успел позабыть. Интересно, что могло столь сильно взволновать отнюдь не сентиментального медвежьего барона?

Пфальцграф тронул коня. Подъехал к унылой веренице полуголых людей. Глянул мельком.

Пленные стояли безмолвно и смотрели безучастно. Перемазанные грязью и кровью, посеченные плетьми, поливаемые водой. Промокшие, озябшие. Крепкие мужчины. Молодые женщины.

— Ну, и? — Дипольд обернулся к Людвигу. — Найдите ключи. Отстегните пленников от цепи — и пусть катятся на все четыре стороны да помнят нашу доброту. Не с собою же их тащить.

— Так ведь… — барон сглотнул. — Цепь ведь, ваша светлость…

И — умолк.

А что цепь? Дипольд присмотрелся внимательнее. Ах, вот оно что-о-о! Вот чего он не разглядел сразу — за пеленой дождя и грязными пятнами на телах несчастных!

ГЛАВА 37

Двадцать человек связывала друг с другом одна общая цепь — длинная, сплошная, составленная из толстых, намертво спаянных звеньев, с тяжелым крюком на конце, прицепленным к шестиколесной повозке. Но при этом пленники не были прикованы к цепи кандалами. Обычных кандальных браслетов — ручных, ножных или нашейных — здесь не требовалось вовсе. Люди оказались попросту нанизанными, на цепь, как на гибкий вертел. Черным магиерским искусством люди были сживлены с железом. Люди и металл являлись теперь одним целым. Люди несли в себе металл. Металл стал частью людей.

Оберландская цепь была протянута через каждого пленника. Насквозь. Цепь входила в позвоночник — между лопаток. И выходила из грудины — промеж ребер. Под рваной воспаленной кожей виднелись сгустки сукровицы и болезненно-красная плоть, белела обнажившаяся кость. Однако это были именно живые люди, а не какие-нибудь разупокоенные мертвецы. И живые цепные люди покорно выполняли работу тягловой скотины. Как ТАКОЕ было возможно, знал, наверное, лишь магиер, сотворивший ЭТО.

Вообще-то нечто подобное Дипольду видеть уже доводилось. В подземной темнице маркграфа. У узника из соседней клетки. В ноги Мартина-мастера по прозвищу Вареный тоже были вживлены звенья ржавого железа. Но там был один человек и одна цепь. А здесь — одна цепь и уйма народа.

Измученные пленники стояли перед Дипольдом в грязи, придерживая тяжелую цепь руками и удерживаясь за нее же. Пфальцграф покачал головой. С такого поводка не сорваться и не сбежать. От такого поводка не освободиться и не освободить. Никак. Ну, разве что…

— Убить, — вполголоса распорядился Дипольд. — Всех.

— Ваша светлость? — непонимающе поднял брови Людвиг.

— Выполняй, барон. Снять человека с этой цепи, не погубив его, нельзя. Тащить с собой такую обузу мы тоже не можем. А оставим здесь — пленники снова попадут в руки Лебиуса. Нужно это нам? Нет, не нужно. Да и для них самих, думаю, это не самый лучший вариант.

Кто-то из полонян все же расслышал их негромкий разговор. Поднял лицо, по которому вода стекала вперемежку со слезами. Взмолился, с превеликим трудом извергнув хриплый стон: