Владимир Корн - Берег Скардара

Нет, всего этого я был лишен, как и лишен возможности предположить хотя бы примерную цену лекарства.

Но на здоровье экономить нельзя. Этой мыслью я и укрепил свой не очень бодрый дух, выходя из комнаты.

После того, как таинство совершилось, мне пригласили на процедуру. Пригласил ассистент лекаря, молодой парень, во всем старающийся быть похожим на своего патрона.

Не печалься, юноша, когда ты станешь старше лет на сорок — пятьдесят, похудеешь до состояния сублимата, а на лице твоем останутся следы от многих тысяч разочарований, постигших тебя в жизни, всё произойдет само собой.

Пока же не стесняйся за свой здоровый румянец на всю щеку, всё это ненадолго.

Мазь оказалась очень мерзкой с виду и ещё она воняла. Не просто неприятно пахла, а именно воняла. И ещё, как оказалась, жгла. Жгла так, что казалась, вот сгорела кожа, затем спеклись мышцы с сухожилиями, и огонь принялся за сам сустав.

Моё терпение закончилось именно в тот момент, когда Мидус решительными движениями освободил локоть от повязки. Я ожидал увидеть что угодно, но локоть выглядел таким же, каким он и был до встречи с этим дьявольским зельем.

В тот момент я дал себе слово любыми средствами выведать у Мидуса рецепт, потому что нет смысла вгонять людям щепки под ногти или дробить суставы пальцев молотком, добиваясь правды. Достаточно намазать этим зельем что угодно и затем лишь успевать записывать ответы на заданные вопросы. Очень гуманно, да и следов от пыток не остаётся.

Локоть почти не жгло, кожа на нем оставалась такой, какой она и была до экзекуции, и я осторожно несколько раз согнул руку в локте. Как будто бы всё нормально, но сделать то же самое резко, духу мне всё же не хватило.

Мидус, обратив внимание на мои манипуляции, заявил, что локоть следует пока поберечь. А вот послезавтра, после ещё нескольких сеансов, один из которых предстоит мне сегодня вечером, я могу себе позволить сгибать его как угодно и сколько угодно.

Для вечернего сеанса он оставил мне немного мази, здесь он ткнул пальцем в глиняный горшочек, а завтра с утра принесет свежего…, тут я чуть было не закончил за него фразу словами — жгучего дерьма.

Уже уходя, добавил, что скрежетать зубами, кусать губы и пучить глаза вовсе не обязательно, снадобье поможет и без этого. Словом расстались мы с Мидусом, души не чая друг в друге.

И ещё, молодой помощник его всё время важно кивал головой, подтверждая слова учителя.

Юнец, я сейчас тебе этим снадобьем под хвостом намажу, и ты возьмёшь карьер с места не хуже знаменитых аргхальских скакунов, а ржать при этом будешь ещё громче их.

Второй раз накладывать мазь на локоть мне пришлось уже глубокой ночью, потому что меня пригласили во дворец.

Пригласили к отцу Диамуна, Минуру дир Сьенуоссо, правителю Скардара.

От таких приглашений не принято отказываться, особенно когда его приносят лица, прибывшие в сопровождении почти десятка солдат, из которых только половина была рядовыми воинами.

Приглашение прибыло после обеда, когда мы уединились с Иджином в тени небольшого сада, росшего во дворе его дома.

Беседка, прикрытая от жаркого светила густо растущей зеленью, от струй расположенного невдалеке фонтана навевало приятной свежестью, разговор не должен был быть о чем-то серьёзном.

Всё подразумевало о нескольких минутах лёгкого бездумного разговора, когда не следует напрягаться, чтобы не произнести что-нибудь такое, отчего собеседник непременно вцепится в услышанные слова.

И всего этого лишил меня прибывший с приглашением человек, от одного вида которого мне настроение безнадежно испортилось.

Фред, в сопровождении сти Молеуена, сразу же после обеда ушел в порт, чтобы попытаться найти попутный корабль, и я всей душой молил, чтобы ему сразу же повезло. Так что отправился я один, даже без Проухва.

Идти пришлось немного, так что кареты не понадобилось. А может она и не была предусмотрена, чтобы лишний раз подчеркнуть мой нынешний статус.

Если дом Иджина только походил на дворец, то этот, куда меня привели, им и являлся. Впечатляющих размеров, вот только мне и больше видеть приходилось. Сам дворец вплотную примыкал к площади немалых размеров.

Ага, вон и балкон имеется, такой же фундаментальный, как и само здание. При необходимости с него можно выступить с продуманной речью перед горожанами, жителями столицы и её гостями, объясняя тонкости текущей политики или зажечь пламенной речью подданных на ратный либо же трудовой подвиг.

С оружием я расстался сразу же, как только мы вошли внутрь.

Ждать аудиенции пришлось долго, но поскучать мне не удалось.

В роскошной гостиной, где мне предложили дожидаться встречи с первым лицом государства Скардар, имелось множество картин.

Их было так много, что занимали они на стенах почти всё свободное место. Пейзажей и портретов среди них оказалось мало, разве что пара морских видов, но картин изображающих морские бои в различных их стадиях, было полно. Что и говорить, Скардар — держава, славная прежде всего морскими традициями, так что пасторали увидеть сложно.

Вот на одной из картин сошлись два строя кораблей, и тот, что захватил ветер, был скардарским. Глупо было бы увековечивать на полотне грубый, иногда даже смертельный просчет адмирала, командующего флотом.

Следующая картина запечатлела абордаж. Видимо, изображённое на ней событие произошло в далёкие времена, поскольку корабли имели высокие надстройки на носу и корме, а в руках и атакующих и защищающихся не было ничего похожего на огнестрельное оружие, сплошные топоры, мечи и даже булавы. Ничего больше рассмотреть мне не удалось, потому что в гостиную заглянули три весело щебечущих молоденьких фрейлины и начался абордаж другого толка.

Нет, я, конечно же, допускаю мысль, что, увидев меня, кто-то из них внезапно влюбился, но чтобы все три сразу…

По их же поведению получалась любовь с первого взгляда сразу у всех троих.

Что ж, я был не против миленько пообщаться. Куда как интереснее, чем рассматривать картинки с изображением густо заросших волосяной растительностью мужичков, яростно лупцующих друг друга всякими смертельно опасными для здоровья предметами.

Да и света не мешало бы немного добавить, окна хоть и огромны, но полуприкрыты тяжелыми портьерами из бархата, и в гостиной царил романтический мягкий полумрак.

Эти блестящие глазки, зубки, нечаянно обнажаемые чуть сверх того, что требуют рамки приличий плечики, едва ощутимые прикосновения тонких пальчиков и достаточно красноречивые взгляды. Как это было мило, потому что сразу начинаешь чувствовать свою несравненную мужественность и неотразимость.