Ирина Бондарь - Последний дракон Паутины

Приготовление волшебного состава заняло все время до утра, отняло немало магических и душевных сил, поэтому я проспала почти до следующего утра.

— Привет, Лиза, как вы?

Я, наконец, разблокировала кристалл связи. Подружка, которая явно собиралась обрушить на мою голову поток упреков, поперхнулась и даже довольно вежливо ответила.

— Мы в норме, кое-что нашли в старых архивах местной библиотеки, неплохой, к слову сказать. Что у тебя с глазами?

— Все в порядке, это пройдет, — утром на меня из зеркала смотрела осунувшаяся как после долгой болезни девушка с красными от беспокойного сна глазами.

— Лея, тебе, случаем, не нужна помощь?

— Нет, — отрезала я.

— А о времени ты помнишь?

— Лизка, не выводи меня!

— Ну, это уже лучше. А то я уж было подумала, что ты переживаешь за объект.

Вот так, вторую половину моей души назвали безликим словом «объект». О своих чувствах к Даррену я умолчала.

— Лиза, я должна идти. Чмокни Кьена. И не обижай мальчишку.

До возвращения Даррена оставалось пять дней, включая сегодняшний. Два из них я провела в Сером мире, бездумно сражаясь с Отражением, потом поспала несколько часов, и принялась за последние приготовления. Достала из недр сумки незаконный амулет, купленный в Астане, пару минут подержала тонкую косточку в сложенных ковшиком ладонях, отдавая свое тепло, настраиваясь на предстоящее колдовство. Мне предстояло создать чары запредельной сложности, объединившие бы две силы — жизнь и смерть — в одном крошечном амулете, да так, чтобы сильный маг уровня Даррена не почувствовал бы присутствия магии. И я приступила.

Существовало несколько заклятий, каждое из которых по отдельности выполняло часть нужного мне эффекта. «Чары вампира» вытягивали жизнь из человека, на которого были наложены, перекачивая их в колдующего. Таким образом, вся энергия жертвы оказывалась в заклинателе, усиливая его собственный резерв. Мне же предстояло закрыть жизненную силу Даррена в амулете.

Следующий компонент — магия смерти, поднятие нежити. Например, ханошши идеально подходило под мои замыслы. Мертвяк сам по себе мне без надобности, из этого заклинания мне требовалась имитация ауры мертвого, холодные желто-черно-зеленые оттенки, специфический рисунок, отличавший мертвого от живого. Насколько я помню, без трупа тут никак не обойтись, но придется действовать методом проб. Об ошибках я старалась не думать, времени на них просто не было.

Последняя часть — «Донор силы», способ вернуть истощенному магу способность колдовать в боевых условиях, когда поблизости нет источников сил. Как и банальное переливание крови, это представляло собой добровольную передачу энергии от колдуна к колдуну.

Я расставила на полу тринадцать черных свечей, горевших темным немигающим пламенем. Символы смерти. Кончиком серебряного ритуального ножа начертила пентаграмму, проверила, чуть подправила углы. Внутри пентаграммы начертила еще одну, звезду с шестью лучами, на остриях которых положила семена растений, косточки фруктов, морскую раковину, перо птицы, кожу змеи и прядь волос — символы жизни. Затем разделась донага, натерла тело специальной остро пахнущей смесью, легла в центр пентаграммы, положила на лоб пустой амулет, позволив концам кожаного шнурка лежать на полу, путаясь в моих распущенных волосах. И наполовину провалилась в серый мир.

Время перестало иметь значение. Магия текла сквозь мое тело, сплетаясь в запутанные узоры, управляемое ясным, нацеленным как стрела, сознанием. Впервые я составляла заклятие из трех существующих, меняя компоненты, разрывая устоявшиеся за века связки, добавляя новое, основываясь лишь на интуиции. Как художник, седьмым чувством чувствующий, какого оттенка краску накладывать на холст. На короткое, ослепительное мгновение, я стала стихией, самой жизнью, самой смертью, воплощением силы. С губ срывались отрывистые слова старых заклинаний, неизвестный язык новых составляющих, хриплый гимн рождению неведомого волшебства. Далекая часть сознания все это время контролировала бушевавшие в маленьком домике стихии, не допуская выплесков магии за пределы пентаграмм, а так же сохранение маскировки моей ауры.

Я распахнула глаза. За окном светило яркое дневное солнце, сообщившее мне, что я колдовала как минимум почти сутки. Резерв был наполовину пуст, тело ослабло, так что я с трудом встала с пола. Свечи превратились в расплавленные восковые лужицы, символы жизни стали пеплом, пентаграммы стерлись. Сделав усилие, я зачистила остатки следов с помощью нехитрого заклинания, от которого, впрочем, меня чуть не вывернуло наизнанку от слабости и головокружения. Может, прошло больше суток? Небо, только бы я не опоздала к сроку, а то ведь с Даррена станется притащиться сюда меня спасать неизвестно от чего!

Я лихорадочно заметалась по дому, где как назло не было ни часов, ни календаря. Свои собственные часы я в очередной раз где-то посеяла, дни недели сами определялись сменами дня и ночи. Вот хмыр! И поесть нечего.

Я натянула на себя платье и плащ, всунула ноги в сапожки, выбежала на улицу, не забыв захватить сумку и кусок черствого хлеба со стола. Надо было торопиться в замок Даррена, пусть даже я приду раньше, это было бы еще несказанной удачей. Зря я отпустила лошадку, на которой добралась сюда. Съеденный хлеб и несколько горстей сладких ягод, сорванных по дороге, только разожгли зверский аппетит. Да что же это такое, боевой маг не должен быть рабом своего желудка! Я ослабила чувствительность тканей в районе пустого органа пищеварения, стало чуть легче.

Солнце клонилось к закату, оставалось идти почти час, когда я вышла на довольно широкий наезженный тракт. Отлично.

— Что это такая цыпочка делает одна в лесу? — голос мне не понравился, как и его обладатель, небритый похмельный бандит с черными зубами. То, что он стоял, опираясь на простенький, но от этого не менее опасный меч, симпатии к нему не прибавило.

— Соскучилась, наверное, по горячим мужским объятиям, — предположил у меня за спиной второй голос, ничуть не лучше первого.

Я обернулась: за спиной из-за кустов вылезла пятерка чумазых бандитов, один колоритней другого. Вас только мне не хватало на мою усталую больную голову.

— Так мы ж нашу дамочку уважим, согреем и утешим, — загоготал один из них, делая многозначительные движения бедрами. — Только меч тебе ни к чему, детка, все равно не умеешь пользоваться, отдай его Большому Като, будь паинькой!

— Ребята, — сказала я им, перекидывая сумку на спину, где была закреплена в ножнах катана, — давайте договоримся: вы мне отдадите все, что у вас есть съестного, а я вас отпущу живыми и почти здоровыми?