Анна Чарова - Магия страсти

В самом конце хутора, развесив одежду на кусте шиповника, смуглая девчонка лет тринадцати сидела на волчьей шкуре, скрестив ноги по-турецки, и играла на флейте, не замечая никого и ничего. Ветер колыхал ее товар — пушистые жилеты из овечьих шкур, одежду из кожи, простенькую крестьянскую обувь, уздечки, упряжки, тыквенные баклаги с закручивающимся горлышком, обернутые кроличьим мехом. Прямо на земле на мешковине лежали самодельные музыкальные инструменты: дудки разных размеров, свирели, что-то типа балалайки, но с двумя струнами.

— Купи мне свирель, — попросил Эд.

— Ты умеешь играть? — удивилась я, останавливая Огника.

— Да. Мру с тоски, а так все же веселее.

Девочка оборвала мелодию, встала. На ней были мужские кожаные штаны и рубаха до колен. Услышав просьбу Эда, она сгребла дудочки, выбрала самые, на ее взгляд, лучшие и протянула мне:

— Они все стоят три о. То есть, каждая — три, а все вместе… — она прищурилась, считая в уме.

— Двенадцать. — Я отсчитала деньги и не удержалась, спросила: — А баклаги пустые? Есть что-нибудь съестное или попить?

Девочка воровато огляделась и прошептала, вставая на цыпочки:

— В двух — медовуха! Хорошая, папка сам делал из дикого меда и пшеницы! Стоит три о вместе с баклагой. Но одна, не две.

— Две о, — игриво прищурилась я.

— Ладно! — радостно кивнула девчонка, взяла деньги за дудочку и за флягу.

— Ты собираешься напиться? — поинтересовался Эд, когда мы заехали в лес.

— Да, ночью холодно. И тебе советую.

Не глядя на него, я открутила крышку и глотнула — жидкость обожгла горло, но удалось не закашляться. Спустя минуту по телу разлилось тепло, и появился какой-то горячечный азарт.

Эд на меня даже не смотрит. Может, на девушку, похожую на меня прежнюю, он и обратил бы внимание, но увы, я теперь другая. Интересно, тут есть мой двойник или она умерла, не родившись? Или весь ее род умер? Здесь живет меньше людей — не могут у всех быть двойники.

Я нынче не Оля не только телом, но и разумом. Да, я по-прежнему отзываюсь на это имя, но она никогда не делала того, что делаю я. Она не находила радости в безумных поступках и сексе с первыми встречными. Она не привязывалась к каждому, кто погладит по голове, ее любовь не была такой разрушительной, страсть — всепоглощающей, тоска — безграничной. Я не знаю, что с этим делать.

Ну и ладно. Не буду обращать внимания на Эда и веселить его тоже не буду, лучше страдать молча и не тешить себя иллюзиями.

Эдуард… То есть Ледаар в повозке заиграл на свирели, полилась мелодия — прекрасная, грустная, легкая, как ветер. Казалось, что это не человек извлекает звуки из инструмента, а поет сама природа. Отыграв, Эд исполнил какую-то простенькую песенку и спросил:

— Ты петь умеешь? Спой, это же «Дочь трактирщика».

— По-моему, я говорила, что потеряла память, когда проснулась, — отмахнулась я.

Эд не стал упрашивать «спой, птичка», сыграл вторую песенку, затем третью, будто бы дразнил меня. Ну, ладно, будет тебе песенка… Только я собралась спеть, как поняла, что по-русски он не понимает. Ну вот и славно, пусть гадает, что это за язык. Или по-английски ему спеть? Что я помню из Битлов? Затянуть, что ли, Girl?

Так я и сделала. Голос у Вианты был высоким, серебристым, многослойным, ей, то есть мне легко давалось вибрато. Эд перестал играть, прислушался и ж спросил, когда я закончила:

— Ничего не понял. Ни слова, но ведь там есть слова?

— Ты когда-нибудь был за Вратами? — сменила тему я.

— В Беззаконных землях? — Он снова уселся на козлы. — Не был. Туда наши не хотят, говорят, только магам можно. Но я и не хочу, если честно. Там творится странное.

— А мне было бы интересно посмотреть на диковинных зверей. Еще говорят, что где-то там находится Изначальный дом, откуда началось творение… Ты веришь в историю Аделии?

— Которая вернулась на много лет назад, чтоб выйти замуж за любимого? Даже не знаю. Дети, возникшие из пустоты, новые острова на краю света… Слишком все это волшебно.

— А я не верю в край света. И знаешь почему? Потому что его просто не может быть. Ты считаешь, что земля — блин, который плавает в тумане. А под нами что, знаешь? А там? — Я запрокинула голову и посмотрела в темнеющее небо.

Ну вот, понесло! Хватит болтать, ему не обязательно знать, что планета круглая, а вселенная бесконечная, что звезды не прицеплены к небу, и солнце — не свеча. Лучше думай, что тебе не интересен суеверный необразованный мужчина. Я покосилась на его сильные загрубевшие руки, вспомнила тренированное тело, и закружилась голова от сладкого предвкушения. Ну зачем он сел сюда? Валялся бы себе в телеге!

— Никто не знает, — сказал он после минутного раздумья, а я передала ему поводья.

— Вот. Ищи поляну, где мы заночуем, а я пойду поваляюсь, а то что-то устала.

Чтобы не видеть его и не соблазняться, я даже полог задернула, легла на перину рядом с бесчувственным Арлито, на всякий случай похлопала мага по щеке. Спишь? Ну и спи. Я еще раз приложилась к горлышку баклаги. После третьего глотка захмелела и даже ненадолго задремала. Проснулась от того, что телега больше не тряслась. Выглянула из нашей кибитки: она стояла посреди поляны, окруженной с одной стороны березами, с другой — соснами. Трава здесь была высокая, сочная, кое-где примятая коровьими лепешками. На западе синела вода небольшого пруда, окруженного кустарником с круглыми синими ягодами — в привычном мире такой не растет.

Ни коня, ни Ледаара. Интересно, куда они подевались? Неужели он взвесил «за» и «против» и решил, что ему не по пути с врагом рода? Мы, конечно, не пропадем, но время потеряем. И Ледаара придется забыть, смириться с тем, что где-то есть он… Где-то вне меня.

Слезы навернулись на глаза, я пнула телегу со всей силы, и перед глазами потемнело от боли. Выругавшись по-русски, я села прямо в траву и разрыдалась, не стесняясь ахать и всхлипывать — все равно никто не услышит.

Опомнилась я только, когда рядом что-то загрохотало. Вскинула голову и увидела перед собой Эда. Одной рукой он держал убитого кролика, вторую распрямил, и в траву падал прижатый к рубахе хворост.

— Ты чего, маленькая? — Он сел на корточки и заглянул в глаза, будто пытался найти там ответ.

— Ой, — пролепетала я и потупилась, чтобы волосы рассыпались по плечам и скрыли улыбку. — Как неловко, я не думала, что ты придешь… так скоро.

— Что случилось? — спросил он и положил руку на спину — я замерла и взмолилась, чтобы он подольше не убирал ее. А потом не сдержалась, прильнула к нему, уткнулась носом в рубашку на груди, жадно вдохнула родной запах.