Король-поэт - Илана С. Мьер
Это она думала, ощущая, как теплый напиток растекался внутри нее. Она пылала от него и ритмов, которые играла ночью.
Толпа не пошла за ней к лестнице. Она оставила людей, ушла от праздника в тишину. Звуки веселья утихли. Она начала подниматься. Лестницу озаряли свечи из маленькой ниши в стене. И она поднималась в тишине и увидела их на площадке. Дариен Элдемур со спутанными светлыми волосами, улыбающийся из-за того, что она быстро отогнала девушку. Это точно повеселило бы его.
Валанир Окун был в нескольких шагах от Дариена, улыбка была только в его глазах. Она видела его слова на лице, многое было между ними за последние дни вместе. Она была благодарна за это. За то, что они не сдерживались.
У двери в ее комнату был Захир Алкавар. Глаза пылали, как она и помнила.
— Я на пути, — сказала она. — Теперь я понимаю, что делать.
И она не знала, понял он или услышал, но он отвернулся. И это был не он, а ее воображение родилось из желания увидеть еще раз любимых, которых она потеряла.
Но Сим Олейр был рядом с ней, его плечо было под ее ладонью, пока она поднималась. Он был рядом. В их комнате она закрыла дверь. Было темно, лишь одна свеча горела на трюмо.
— Думаю, я знаю, что делать, Сим, — сказала она. — Что нам нужно сделать вместе, — тут было темно после света зала. — Последнее.
Он выглядел бледно, она еще таким осунувшимся его не видела. Все было написано на его лице.
— Я уже все потерял, — сказал он. — Я готов.
ГЛАВА 24
Джулиен Имара не хотела быть в мрачном замке, когда где-то там ее друг был в плену. Но архимастер Хендин заставлял ее думать. Чтобы одолеть Белую королеву, им нужна была общая сила Пророков. И они прибыли в Вассилиан, последнюю крепость поэтов после пострадавшего Острова. Хендин собрал шестерых, одних из последних живых Пророков, которые согласились выступить с ними. Этого было мало, но у архимастера был план.
Старый год сменился новым, пока они ютились в крепости, где родилась Лин Амаристот. В крепости ее предков. Она отдала ее Академии для обучения поэтов. Напоминания о ее семье были всюду: на портретах были гордые темноглазые мужчины и женщины в темной одежде. Их богатство проявлялось в плащах и кулонах с кольцами.
Лин Амаристот не было на этих стенах, но ее родители и брат были. Каждая картина была с табличкой с именем. Ее мать была красивой, глаза бросали художнику вызов. Брат пошел в нее, хотя он стоял горделиво для портрета, и художник словно застал его врасплох. Он носил меч на боку, держался величаво. Говорили, он убивал на дуэли за женскую честь.
В зале портретов Пророки и поэты Вассилиана ели за длинным столом, только там не было паутины. Юные поэты занимались уборкой, а они старались уходить от этого, когда могли. Многие часто говорили об уборке и еде в Академии, которые тогда не ценили.
Хвороста было мало, и они не могли греть много комнат, так что в зале портретов проводили и собрания. Архимастер Хендин не сразу смог уговорить коллег, что его информация о грядущем бое была правдой, насколько можно было верить в пророчество на звездах. Еще больше времени он потом убеждал Пророков присоединиться к нему. Джулиен сидела там и зевала. А потом стыдилась, потому что не она была в руках Белой королевы.
Она могла представить, как Дорн Аррин говорил ей, как глупо она себя вела. Что это не помогало.
Джулиен вспомнила утро, как постучала в дверь комнаты Дорна в гостинице. Страх в груди появился сразу, словно она уже знала. Они выломали дверь. Было понятно, что случилось. Дорн Аррин не ушел бы без лиры. Не по своей воле. Они увидели открытое окно, выглянули и заметили веревку.
Весь путь в Вассилиан она подавляла слезы и стыд. Стыд, что плакала как ребенок, что этим усложняла все для архимастера, который тоже горевал.
План архимастера Хендина для шести Пророков включал и Джулиен Имару. Она могла временно ослабить королеву, что бы это ни значило. Когда придет время на поле боя, Джулиен выпустит тайное имя. И тогда, если получится сделать брешь, Пророки нападут на королеву, когда она будет слабее всего.
Они не брали в расчет противника королевы, но это все, что они могли. Хендин отметил, что если опасность была в бое между двумя, может, было преимущество, если бой закончится победой одной стороны. Хотя кто мог знать?
Десять дней от Нового года. Они будут на предсказанном поле боя ждать мига. Джулиен не надеялась, но вариантов лучше не было.
Она спала в старой комнате Лин Амаристот, которую Хендин открыл ей ключом.
— Тут не спали с тех пор, как она тут жила, — сказал он, и Джулиен знала, что так он давал ей нечто. Оставшись в комнате детства Придворной поэтессы, Джулиен могла увидеть, с чего начинала та, кем она восхищалась.
Но комната вызывала печаль, не была удобной. В этом комната была как весь замок. Казалось, Амаристоты верили в богатство, но не в удобства. Всюду на стенах висело оружие, его было больше, чем картин и гобеленов. Кровать Лин была узкой, постель теплой, но из грубой ткани. Ее шкаф был полон платьев, многие были темными. Но некоторые были хорошим, из шелка и с ароматом. Джулиен могла закрыть глаза и представить Придворную поэтессу в одном из них, танцующую с мужчиной в зале портретов.
Комната была с одной роскошью — серебряное и большое зеркало на стене во весь рост. Джулиен не смотрела туда.
Эти предметы не говорили о том, какой была Лин Амаристот — первая женщина, ставшая Пророком и Придворным поэтом. Но там была полка книг, и с ними Джулиен обращалась с благоговением. Она словно нашла друзей в месте чужаков.
В некоторые ночи она сидела у окна с видом на сосновый темный лес и тихо плакала. Она ощущала себя глупо, но никто хотя бы не видел. Она пыталась вспомнить последние слова Дорну Аррину, но не могла. Может, это было «спокойной ночи».
Пока они были в Вассилиане, почти ничего не изменилось, но близилось время отбытия. Горные дороги были непроходимыми от снега, Пророки собирались перебраться в Кахиши магией.
